Геннадий Прашкевич - «Если», 2003 № 08

— Туи-ип, — ответил Слейд, но сердце у него не лежало к такому притворству. — Туи-ип. Йи-ик?

Поросенок нахмурился.

— Человек?

Слейд принял решение. Надежда на общение, в котором он отчаянно нуждался, перевесила предостережения его вопящих инстинктов.

— Туи-ип, — прочирикал он, чуть качнув головой в сторону стражника. — Туи-ип, туи-ип!

— Что?.. А! — Поросенок кивнул, изумленно глядя на узника. — Эй ты! — окликнул он стражника. — Почему бы тебе не устроить обеденный перерыв? А мы пока приглядим за особью.

— У меня инструкции, — донесся медвежий голос.

— Ну а я тебе даю дополнительные, — тон поросенка позволил понять очень многое об иерархии этого общества: прозвучал приказ, но Слейд уловил в голосе опаску. Совершенно очевидно, что поросята стояли ступенькой выше, но все равно боялись медведей. — Иди и подзакуси… погуляй… ну, что захочешь. У нас все будет в ажуре.

Слейд не оглянулся, но услышал топот тяжелых медвежьих лап. И даже в такую минуту невольно подумал: «Медведи так не ходят — они двигаются с грацией охотников и собирателей, их приспособленность оттачивалась и утюжилась в течение миллионов лет». А эти медведи ходили вперевалку, будто опасались, что иначе лопнут по 1ивам.

— Все в порядке, — сказал поросенок, — он ушел. Ну ты просто исключительная особь. За все годы моих профессиональных…

— Слейд. Мое имя Слейд.

— Слейд? — Поросенок взвесил услышанное. — Не очень миленькое, — сказал он.

Слейда словно хлопнули по голове мокрой рыбиной.

— Миленькое? — переспросил он.

— Миленькое, — подтвердил поросенок. — Ты ведь знаешь, что означает «миленький», верно? — продолжал он тоном, намекавшим на категорию огромной важности — возможно, даже сакральную. Представьте себе евангелиста, читающего проповедь, или бухгалтера, объясняющего необходимость сохранения всех квитанций, и вы получите некоторое представление об этой интонации.

— Да, конечно. Вы оба очень миленькие, — сказал Слейд с легкой дрожью в голосе. — Даже чертовы медведи очень миленькие. Только не пойму, какое это имеет значение.

Поросята переглянулись. В шоке.

— Ничего, — сказал низенький после долгой секунды молчания. — Это всего лишь человек. Не думаю, чтобы он понимал то, что говорит.

— Ты прав. Но… — Поросенок грозно взглянул на Слейда. — Никогда больше ничего подобного не говори, понял? И так сохранить тебя живым будет нелегко — говорящий человек все-таки. С нами-то можно, мы ученые, но если примешься богохульствовать в присутствии других…

Слейд кивнул.

— Сожалею, — сказал он.

— И правильно делаешь! — Поросенок утер симпатичный пятачок забавным копытцем. Миллион мультипликаторов, трудясь тысячу лет, не сумели бы добиться такого обаятельного, такого трогательного жеста. Слейду почудилось, что он только что умял целую коробку яблочного зефира.

— Я не знал, что это вас встревожит, — признался он. — Понимаете… ну как, как это выразить? Понимаете, я, собственно говоря, нездешний. Я…

— Так я и знал! — возбужденно перебил второй поросенок. — Ну, конечно же, он из Аутландии. Ведь так, человек? С той стороны Великой Пустыни? Значит, там есть другая страна и ты оттуда.

«Дерьмово!» — подумал Слейд.

— В определенном смысле, — произнес он вслух. — Послушайте, ребята, а не могли бы вы?..

— Скажи, — поросенок смотрел на него с отчаянной требовательностью в глазах-пуговках. — Скажи мне, человек: там, откуда ты пришел, есть мыши?

— И забавные прелестные оленята, — нетерпеливо подхватил второй поросенок, — которые поскальзываются на льду и разбивают носы?

— И белые собаки с черными пятнами? И летающие слоны с огромными ушами?

В трясине подсознания Слейда зашевелилась крайне тревожная идея и начала было медленно подниматься к поверхности, но он подавил ее.

— В определенном смысле, — ответил он. — Я видел что-то подобное. Очень давно, — добавил он с дрожью. — Но это было в другой стране, и к тому же…

Поросята переглянулись.

— Мы не можем скрывать такую информацию, — сказал высокий.

— А если медведи…

— Мне все равно, — перебил высокий. — Как ты не понимаешь? Перед нами объективное доказательство, что жизнь существует и за долиной, и когда они собственными глазами увидят…

Поросенок пониже кивнул, словно принял поистине судьбоносное решение.

— Ты прав, — сказал он. — Да, конечно. Мы должны сообщить Профессору.

Старый серый осел уставился на него сквозь жерди, и Слейд поежился, словно его обожгли. Злоба этого сверлящего взгляда вызывала неприятные ассоциации с адвокатом его бывшей жены.

— Поразительно, — наконец изрек осел. — Кому еще вы говорили о нем?

— Никому.

Поросята не выдержали его взгляда. И Слейд мог их понять. В этой твари было что-то крайне обескураживающее: грусть, перебродившая в безумие. И что-то в его имени… Оно восходило к чему-то в прошлом, как и благоухание сосновой хвои.

— А вы его уже испытали? — голос осла был негромким и почти лихорадочным. — Оно плавает?

Поросята переглянулись.

— Собственно говоря, Профессор… нет, не испытали. Собственно говоря, нас больше интересовал возможный аспект недостающего звена. Ну, вы знаете. Великая Пустыня… возможность, что где-то еще есть…

Они умолкли. Неподвижный взгляд осла, казалось, впитывал слова, как махровое полотенце.

— Значит, оно не испытано, — изрек осел, закатывая продолговатые печальные глаза. — Следует заняться этим теперь же, не правда ли? Разумеется, было бы непростительным оптимизмом полагать, что кто-нибудь сам додумается до такой очевидной вещи.

В глазах поросят застыл ужас.

— Но, Профессор…

— Немедленно.

— Да, Профессор.

Слейд с тревогой наблюдал, как они отпирают дверцу.

— Что он имеет в виду? Плаваю ли я? — спросил человек, но поросята только шикнули в ответ.

— Ничего не говори, ладно? — шепнул поросенок пониже. — Все будет в порядке. Предположительно, — добавил он. — Может, ты и плаваешь, если уж на то пошло.

Слейд не назвал бы эти слова самыми успокаивающими из всех, какие ему довелось услышать за свою жизнь. Но дискутировать на эту тему не решился. Коли они отпирают клетку, значит, он выйдет наружу, а если он не сумеет удрать от двух поросят и дряхлого осла, значит, он не тот человек, каким себя считает.

От дневного света он почти ослеп и, пока беспомощно моргал, услышал медвежьи голоса.

— Шеф, — пробурчал один.

— Вы! — В голосе осла, когда он обратился к медведям, вне всякого сомнения не прозвучало ни намека на колебания или страх. — Арестуйте этих двоих. Они богохульники и нечестивцы. И закуйте в цепи человека, я не хочу, чтобы особь сбежала.

Воспрепятствовать им Слейд не мог. «Следовало бы предвидеть, — попрекнул он себя, когда браслеты защелкнулись у него на лодыжках, а обруч — на шее. Цепи были новенькие, блестящие и вспыхивали веселыми искорками. — Ну, во всяком случае, от меня ничего не зависело».