Дэвид Барр Кертли - «Если», 2003 № 05

— …это сделала сама Диана! — радостно подхватил я, и солнце над моей головой засияло ярче.

У другого конца цепочки мертвых тампов топталась небольшая кучка людей. Перед ними громко и вдохновенно держала речь Миранда Марджорибэнкс.

— И мы сегодня подтвердим наше право прогуливаться с нашими дорогими домашними любимцами по этой общественной тропе! В любое время дня или ночи, беспрепятственно и безвозбранно! Сегодня мы видим, что ужасных маков здесь больше нет. — Миранда ткнула изящной походной палкой с круглым перламутровым набалдашником в ближайшую дохлую тушу. — Их уничтожили эти милые, благородные животные! Они пожертвовали собой, чтобы другие могли ходить совершенно свободно. Итак, вперед, любители свободы! Мы выступаем в наш победный марш!

— Да уж, у каждого свои причуды, — философически заметил Уэствэй. Мы быстро догнали любителей свободы, так как они маршировали не быстрее, чем самая медлительная наземная акула, шлепающая по пятам своего хозяина. Обойдя группу Миранды, мы прибавили ходу. Впереди блистали под ярким солнцем высокие камни дольмена.

— Бинокуляры, конечно, ничего не могли показать, — сказал сам себе Даниэль. — Под этакой скалищей?!

Мы перешли на трусцу, потом пустились бегом.

— Диана?! — крикнул я в узкое и низкое подобие входа в дольмен и протиснулся в крошечное внутреннее помещение. Над головой нависал каменный потолок, по бокам давили каменные стены. Достаточно места, чтобы стоять, но недостаточно, чтобы расставить руки. Ничего не оставалось, кроме как втиснуться в тесный боковой проход…

Пробираясь по внутреннему лабиринту, я слышал, как где-то позади натужно пыхтит Уэствэй.

Поначалу там было почти темно, но потом чуть-чуть посветлело. Наконец туннель расширился и открылся в высокую центральную камеру, которую тускло освещал тоненький, как карандаш, но ослепивший меня луч света. Этот солнечный лучик бил из круглого отверстия в потолке.

— Диана?.. Ты здесь?..

Камера оказалась относительно просторной, примерно двух метров в поперечнике. Пол земляной. В дальнем углу я различил какую-то неясную форму, а когда глаза привыкли, я увидел, что она шевельнулась.

— Господи, Диана!

Я встал на колени и подхватил ее на руки. Лицо Дианы было теплым и сонным, она по-прежнему была закутана в просторный слифовый жакет. Нейтрально-бежевый. Но когда она открыла глаза, этот цвет начал медленно меняться, приобретая глубокие розовые тона.

Двумя неделями позже мы с Дианой совершили сентиментальное паломничество к дольмену. Это был прекрасный сияющий осенний денек, но в воздухе уже витал холодок ранней зимы.

Диана ответила на вопрос, который я так и не осмелился задать.

— Знаешь, я решила остаться дома. Буду помогать папе, он не может справиться с дельфинами. Теперь, когда все тампы погибли, он вынужден опять заняться рыбами. И кроме того… я больше не верю Организации, Джо. Мне кажется, они все равно будут давать людям порченый восстановитель, пока не придумают что-нибудь еще. В уменьшенных дозах, наверное, но разве можно отменить тот факт, что это зелье смертоносно?! — Диана вздрогнула, потом пожала плечами.

— Может быть, я не права. Возможно, чересчур предвзята. Но я не могла доверить самой Организации уничтожение ее собственных маков. Поэтому я справилась с этим сама.

— Ты могла бы мне все рассказать, Диана.

— Чтобы ты устроил марафон по официальным инстанциям? И ничего в итоге не добился? Нет уж, я поступила правильно.

Помолчав, она взглянула на меня печальными глазами.

— Джо, я не могу забыть свою команду… Они знали, что умрут. И последние недели жизни отдали на то, чтобы меня спасти. Как, по-твоему, почему я в конце концов сломалась? Потому что чувствовала себя ужасно виноватой перед ними. И я действительно не помнила почти ничего до того вечера, когда на меня напала акула, а потом вы

с папой разговаривали. Я слушала вас и вспомнила, что было на корабле, и поняла, что мне надо сделать… Но тампы, знаешь, они такие глупые, не то что дельфины. Тампами очень трудно управлять. Пока я загоняла стадо на поля, я так измучилась, что смогла только заползти в дольмен, чтобы отдохнуть. Я проспала, наверное, целые сутки.

— Твой отец и я… мы очень беспокоились за тебя.

— Дорогой Джо, — Диана нежно взяла меня за руку. — Мне очень повезло, что у меня есть такой друг, как ты.

Да, так оно всегда и будет: только друг — с грустью подумал я. Мы прислонились к дольмену, все еще держась за руки. По общественной тропе к нам приближался какой-то старик. Это был очень справный старый дьявол, и выглядел он лет на восемьдесят с хвостиком, ничуть не меньше. Шаг его был пружинист, рука энергично поигрывала тростью. Поровнявшись с нами, он коротко кивнул и стремительно зашагал дальше к морю.

— Хочешь знать, чего я больше всего боялся? — вздохнув, сказал я Диане.

— Что найдешь в кустах мой скелет, начисто обглоданный акулами? — предположила она и хихикнула.

— Нет, не угадала. Что я найду тебя в дольмене живой и здоровой, но только такой же дряхлой, как этот старик.

Диана весело расхохоталась.

— С другой стороны, ты мог бы найти меня примерно в твоем же собственном возрасте! Это бы тебя больше устроило, Джо?.. Нет, я шла через поля очень аккуратно, можешь мне поверить. Жизнь моя и так достаточно насыщена, нет, благодарю.

Я задумчиво посмотрел в спину спешащего к морю старика. И вспомнил, что на Станции еще остался свежезаготовленный полуфабрикат восстановителя. Самая последняя партия. Давайте предположим, подумал я, что некий человек по некоторым причинам разочаровался в жизни… Тогда он мог бы воспользоваться этим полуфабрикатом, чтобы подхлестнуть метаболизм и превратить остаток своих дней в чарующий, упоительный, лихорадочный водоворот.

Безостановочная, затянувшаяся на недели, неистовая пляска праздничного Дня Маков, которая кончается смертью.

В этом прытком старом дьяволе было что-то ужасно знакомое… Или мне показалось?

— Зар-раза, — сказал пилот с экспрессией. Капельки его слюны упали на монитор и засветились там, как крошечные стеклянные луны.

Пилот вытер монитор рукавом. Обернулся ко мне:

— Здесь негде сесть, милостивый государь. Позвольте вас отстрелить, ибо другого пути я не вижу.

На мониторе тянулась безрадостная серо-бежевая равнина.

— Отстреливайте, сударь, — печально согласился я.

Могло быть и хуже.

Скафандр избавил меня от сколько-нибудь серьезной травмы. Я поднялся с четверенек; катер уходил за горизонт, волоча за собой белесый след в зеленоватом небе, а над моей головой таял мой собственный воздушный след — отпечаток короткого неуклюжего полета.