Роберт Уилсон - «Если», 2000 № 03

Соседи поступили великодушно, послав нам предупреждение. Вот только как давно звонил колокольчик, сколько веков мы оставались глухи к его тревожному сигналу?

Я все время вспоминал слова Дейрдр, обозвавшей книгу Созиера «воздушным шариком».

Доказательства отсутствовали в принципе: они исключались самой сутью теории. Или, как однажды выразился Зиглер, отсутствовали доказательства, о которых можно было бы поведать другим.

Но что такое, если не доказательство правоты Созиера, неизвестная фантастика в бумажных обложках, «аномальные» романы, словно занесенные из другого временного континуума, мои несостоявшиеся — или состоявшиеся? — смерти в результате остановки сердца, под колесами грузовика, от клоназепама?

Но те загадочные книжки исчезли. Я получил в обмен на них «Ты никогда не умрешь». И эту книжку я вернул Оскару Зиглеру.

Сложи ладони воронкой, сожми со всей силой пальцы — вода все равно найдет, где вытечь.

Служба в крематории была сведена к минимуму. Священник, приглашенный Дейрдр, — молодой человек в воротничке, соответствующем сану, и отглаженных джинсах, — отбарабанил молитву и поспешно исчез, словно опаздывал на следующее отпевание.

— Не знаю, что за наследство я получила, — сказала мне Дейрдр потом. — То ли подарок, то ли непосильную ношу. Для человека, не покидающего своей комнаты, у мистера Зиглера был редкий дар втягивать в свою жизнь других людей. — Она грустно покачала головой.

— Если это, конечно, не потеряет смысл, если нас не пожрут инопланетяне и не нагрянет еще какая-нибудь напасть. Как включишь телевизор, оттуда такое несется… В общем, он, наверное, улизнул вовремя.

Или перенесся туда, где его могут излечить от эмфиземы легких и сердечной недостаточности, регенерировать старческие клетки. Не исключено, что сумма желаний под названием «Оскар Зиглер» перешла на более многообещающий, хотя и маловероятный путь…

— Доказательства! — брякнул я неожиданно для себя самого.

— Вы о чем?

— О книгах. Я вам о них говорил.

— Вот оно что… Извините, но у меня еще не дошли до них руки.

— Она нахмурилась. — Никак не избавитесь от этих мыслей? Проклятый Созиер! Поймите, Келлер, это чистой воды приманка! Конечно, о покойниках не принято говорить дурное, но что поделать, если ему нравилось втягивать посторонних в замкнутый умственный мирок, где он сам обитал? Несчастью требуется компания, вот он и сделал приманкой эту книжку.

Я не мог, как ни силился, скрыть своего воодушевления. Кремация Зиглера казалась посланием, адресованным мне лично, вестью, что Вселенная избавляется от бренной плоти, как от использованных бумажных платков, — зато сознание непрерывно, бессмертно.

— Пусть вы не видели книг, но кое-кто их видел!

— Успокойтесь. Вы не понимаете, кем был Зиглер. Придется открыть вам глаза: Оскар Зиглер был разочаровавшимся стариком, полным яду. Наверное, лет ему было еще больше, чем можно дать на вид. Знаете, о чем я первым делом подумала, когда прочла книжонку Созиера? Оскар Зиглер до того дряхл, что, просыпаясь утром, удивляется, как это еще не перестал быть человеческим существом. — Она безжалостно уставилась на меня. — Что вы замышляете? Уж не массовое ли самоубийство?

— На жестокость я не способен.

Я поблагодарил ее и ушел.

Парадокс доказательства.

Расставшись с Дейрдр, я отправился в магазин Найманда.

Вот кому я показывал книги — книготорговцу Найманду. Он был единственным свидетелем. Если Найманд видел книги, значит, я не сошел с ума. Я установлю их происхождение и избавлюсь от этого наваждения — опасной мифологии Созиера.

Но лавка Найманда на втором этаже оказалась закрыта, вывеска исчезла. Дверь была заперта, помещение предлагалось в аренду.

Хуже того, ни ювелир снизу, ни официантка из соседнего кафе не помнили ни лавки, ни ее покупателей, ни самого Найманда.

В телефонной книге этой фамилии тоже не оказалось, как и магазина в коммерческом разделе справочника. Даже из моего домашнего справочника, который и указал мне на Найманда, он исчез.

Собственно, я сам не помнил, как я его там нашел.

Аномальный опыт!

Само по себе это тоже было кое-каким доказательством, хотя правота Зиглера подтвердилась: опыт не подлежит передаче. Никого, кроме себя самого, я убедить не мог.

Телевизионные новости выглядели в тот вечер прямо-таки апокалиптично. По Интернету разлетелся слух о неминуемой в ближайшие дни гамма-вспышке. Ученые уверяли, что слух беспочвенный, однако не отказывались обсуждать с интервьюерами Си-Эн-Эн такие тревожные темы, как, например, глубина убежища, обеспечивающая безопасность. Полмили, две, три? Одни признавали, что не спасут и все пять, другие жаловались на неполноту информации.

Но все до одного выглядели напуганными.

Я лег спать с мыслью, что Лоррен жива, что она где-то там, среди звезд и миров. Скорее всего, она одинока: ведь я для нее мертв — на расстоянии бесконечности, но все равно принадлежащий к той же, что и она, бескрайней мультивселенной, как принадлежат к одной снежной лавине две крохотные снежинки.

Уснул я, зажав в кулаке пузырек с таблетками.

Я решился прекратить игру и совершить серьезный поступок.

То есть проглотить двадцать — тридцать таблеток — что гораздо труднее, чем кажется, — и запить их водой.

Но тут позвонила Дейрдр.

Она почти опоздала. Но только почти.

Я растерянно поднял трубку, словно опасное живое существо, способное укусить, и то ли сказал, то ли собирался сказать:

— Лоррен?

Но это оказалась Дейрдр, всего лишь она. Услышав ее испуганный крик, я выронил трубку.

Наверное, она тут же набрала 9-1-1.

Очнулся я на больничной койке и пролежал неподвижно, судя по часам на тумбочке, битый час. Отражая накатывающие волны сна, я ломал голову, чем объясняется мертвая тишина в палате, пока ко мне не заглянула Кендис. Имя значилось на кармашке ее халата. Кендис была медсестрой с сочным ямайским акцентом и большими печальными глазами.

— Проснулись? — осведомилась она, не глядя на меня.

Голова раскалывалась, во рту был почему-то привкус пепла и известки. Мне хотелось помочиться, но мешал катетер.

— Мне нужен врач, — простонал я.

— Понимаю, — согласилась Кендис. — И сочувствую. Последний врач ушел вчера. Если хотите, я выну катетер.

— Как это, в больнице не осталось врачей?

— Всем захотелось побыть дома, с родными. Врачи тоже люди. — Она взбила мне подушку. — Остались только жалкие одиночки, как мы с вами, мистер Келлер. Вы десять дней пролежали без сознания.

Позже она выкатила меня в коридор — хоть я и утверждал, что смогу ходить. У окна собрались последние пациенты отделения, чтобы посудачить, всплакнуть и полюбоваться, как центр города гибнет в пожаре.