Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06

— Сделайте же что-нибудь! — кричал капитан.

— Что сделать?

— Врежьте кому-нибудь из этих парней! Может, они опомнятся?

Команда собралась на палубе. Их лица странно изменились. Первые поселенцы называли это Взглядом. Загадочный термин, но теперь я наконец понял, что он означает. Мигательные перепонки поднялись, и я впервые увидел настоящие глаза картезиан — холодные и темные, как ониксы. Такие глаза бывают у хищных птиц — сосредоточенные и не выражающие никаких эмоций. Картезиане больше не были миролюбивыми и самоуглубленными существами. Теперь передо мной стояли хищники, готовые к нападению.

Они помедлили еще секунду, а потом набросились на меня. Кто-то ударил меня в грудь так сильно, что дыхание пресеклось, и от страшной боли я потерял сознание.

— Вы не должны упрекать себя, месье Паладьер. — Она взяла с низкого резного столика тонкую до прозрачности фарфоровую чашку и одним глотком допила шоколад. — О, он совсем остыл. Я сейчас сварю еще… Так вот, — продолжала она, — капитан Вильберфорт заверил меня, что вы сражались, как берсерк. Что вы набросились на картезиан с голыми руками и прикрывали ему спину, пока он управлял кораблем во время спуска в долину. Он говорит, что до сих пор командовал лишь космическими крейсерами, но общие принципы оказались применимы и в этом случае.

— Я смутно помню, что у нас была жесткая посадка, — выговорил я, весь красный от смущения.

— Да, корабль превратился в развалины, но все, кто был на нем, уцелели.

— И картезиане?

— Да, все обошлось.

Она понесла чашки на кухню. Я взглянул на висевший на стене портрет Александра Галопена, и сенсоры тут же отреагировали: портрет вперил в меня суровый испытующий взгляд и поднял руку в приветствии. Старик Галопен построил на орбите первую солнечную станцию, которая обеспечивала энергией корабли, ходившие по Соляному Пути. Он сделал много хорошего для Аркахона и других городов на побережье Мелкого моря, а для его дочери все это стало основой политического капитала.

Память о нем хранил не только портрет в золотой раме. Стены в гостиной были по его вкусу обшиты деревянными панелями; он украсил их алыми и синими панцирями омаров из Плоского моря; ему принадлежали резная мебель и низкие шкафы вдоль стен; он выбрал для пола перламутровые плитки, оплетенные золотой сеткой.

Был поздний вечер. Я видел, как сетка на окнах вздрагивает под ударами летящих на свет насекомых.

Анетта вернулась, неся чашки с новой порцией горячего шоколада. Я тайком любовался ее грациозными движениями. Сегодня она надела белую бурку из тонкого шелка, мягко обрисовывавшую контуры ее стройного тела.

— Я прочла вашу книгу и многое из нее узнала, — произнесла Анетта, садясь рядом со мной. — Я очень вам благодарна.

— А я благодарен вам за этот вечер, мадемуазель. Ваше приглашение — большая честь для меня.

Я отхлебнул шоколад. Он избавлял меня от кашля, и это было очень хорошо, так как грудь все еще болела.

— Вы писали, что первая Кешра прибыла в этот мир и основала монастырь.

— Так говорят легенды. Она принесла его в своих ладонях и поместила в горах, выбрав их своим жилищем. Когда она начала собирать последователей, монастырь обеспечивал всех едой и кровом.

— Но откуда она пришла?

— Этого никто не знает.

— И она принесла картезианам мир.

— Да, после столетий кровавых войн. Кешре удалось справиться с их природной агрессивностью. Узнай мы, как именно, и проблема, перед которой мы сейчас стоим, была бы решена.

— И она возрождается, каждый раз воплощаясь в теле девочки-картезианки?

— Именно так.

— А это Ожерелье… оно состоит из тел умерших воплощений Кешры, ведь так?

— Да, хотя нам трудно в это поверить. Монахи делают что-то с ее останками — и получается новый бриллиант в Ожерелье. Восемьдесят три воплощения Богини, оправленные в серебро. Эта цепь обеспечивает каждой новой Богине контакт с ее праматерью.

— Цепь длиной в сто тысяч лет?

Я улыбнулся.

— Можно сказать и так.

— И мы разорвали ее?

— Боюсь, что да.

— Как бы я хотела, чтобы вы были не правы! Потому что положение становится безвыходным. Мы больше не сможем оставаться здесь, но не способны и эвакуироваться. Орбитальные комплексы слишком малы, чтобы принять всех. Возвращение на Землю невозможно — у Флота просто не хватит кораблей, чтобы перевезти всех. Да и доберись мы до Земли, что мы будем там делать? Однако мне доложили, что в некоторых городах составляют секретные списки людей, которые якобы получат приоритетное право на эвакуацию.

— Немыслимо.

— Наоборот, месье Паладьер. По-моему, это очень по-человечески.

— Покинуть планету? Такое могло прийти в голову только безумцу.

— Да, но какова альтернатива? Новые переговоры с картезианами?

Старик Галопен посматривал на нас с портрета. В поджатых уголках его губ я прочел упрек.

— Там сейчас не с кем договариваться. Планета провалилась в анархию и хаос. Больше нет полноценных правителей. Только предводители банд, которые не загадывают дальше завтрашнего дня и озабочены лишь выживанием. Картезиане больны, они мечутся в лихорадке и не могут мыслить здраво.

— Позавчера к воротам города пришли несколько картезиан. Среди них монахи. Они были настроены миролюбиво и просили пропитания. Оказывается, пищу в монастырь больше не доставляют. Пилигримы не поднимаются в горы. Вонь от мертвого тела становится сильнее с каждым днем. В монастыре остались только несколько наиболее верующих. Они наблюдают за трансформацией тела Богини, чтобы затем спуститься с бриллиантом в долину и отправиться на поиски.

— А Ожерелье до сих пор в монастыре?

— Об этом нужно спросить двух молодых людей из Сент-Назара. Вчера они поднялись в монастырь на воздушном корабле. Терраса опустела. Повсюду пахнет гнилью. Пленка водорослей частично покрывает карниз, но основная масса, по-видимому, сосредоточилась над телом. Запах ощущается, начиная примерно с четырех тысяч метров высоты. Никаких следов Ожерелья они не нашли.

— Я верю. Уже когда мы были там, мне казалось, что монастырь доживает последние дни.

Анетта подалась вперед в своем кресле:

— Иногда мне кажется, что тление охватило всю планету. Как будто мы все вдохнули какой-то яд, растворенный в воздухе, подобно жителям древнего итальянского города — его задушил своими испарениями вулкан. — Она положила руку на грудь. — Когда я думаю об этом, мне и правда становится тяжело дышать. Это был прекрасный мир, настоящий рай.

— Да, команда «Декарта», которая первой приземлилась здесь, тоже считала, что нашла рай. Вспомните «Сонеты Сокола», где воспето Мелкое море — оазис среди бескрайнего соленого океана.