Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06

Она взглянула на Анри. Тот кивнул с печальным вздохом.

— Нам остается дожидаться известий из монастыря и надеяться, что найдут юную Кешру и Богиня возродится.

— Известия могут идти тридцать или сорок дней, — сказал Анри. — В это время года передвижение в горах затруднено снежными буранами и сходом лавин.

— Как только девочка будет найдена и доставлена в монастырь, это сразу снизит напряжение. А пока мы должны держать ворота закрытыми и соблюдать осторожность.

— Я думаю, мадемуазель, — сказал я, — что на этот раз наше положение серьезнее, чем кажется.

— Почему? — быстро спросил Анри.

— Новое рождение Богини может не произойти.

Анетта отпрянула, словно я ударил ее, но ничего не сказала. Я продолжал:

— Ожерелье неполно. Связь Кешры с предками нарушена.

— Вы уверены?

— Разумеется, нет, но…

Я сглотнул — во рту неожиданно пересохло.

— Что «но»?

— Монастырь показался мне очень ветхим.

— Неудивительно: ему же несколько тысяч лет!

— И эти несколько тысяч лет он был центром всего мира для аборигенов. Если он падет… тогда конец всему, мадемуазель.

— Проклятье! — вскричал Фербилон.

— Мы не должны так легко терять надежду, — сказала Анетта.

Я поймал ее руку. Кожа была гладкой и прохладной, а пожатие очень легким.

— Когда вам станет лучше, вы подробно расскажете о своем визите в монастырь, — продолжала она.

Я молча кивнул и выпустил ее ладонь.

— Адью, дружище! — попрощался Фербилон.

Когда дверь закрылась, на глазах у меня выступили слезы. Я не знал, почему я плачу. Было ли это волнение от прикосновения Анетты? Или я оплакивал наш мир? Или самого себя?

— Не волнуйтесь, все в порядке, — произнес компьютер.

Четыре педальера висели в клетках за бортом барки и, равномерно нажимая на педали, стабилизировали ее ход, пока она боролась со шквалистым ветром, бушующим в Лавинном Проходе. Воздух был ледяным. Я заправил отвороты перчаток повыше под манжеты куртки и затянул шарф у горловины капюшона. Казалось, мы дышим ледяными кристаллами. Пропеллер работал с перебоями. Балдахин, предназначенный для защиты от горного солнца, хлопал на ветру. Парусные канаты превратились в обледеневшие струны.

Старшина педальеров сидел в лодке на возвышении и время от времени регулировал поле суспензоров, удерживавшее лодку на уровне горной террасы, где стоял монастырь.

— Сколько это еще продлится? — нетерпеливо спрашивал представитель Флота и поглядывал на вершину горы Монт-Матин с явным страхом, словно каждую секунду ждал, что на нас обрушится лавина или камнепад.

Я пожал плечами:

— Понятия не имею.

Я видел, что он страшно мерзнет в своей форменной куртке и треуголке, но помочь ничем не мог — он сам не захотел облачиться в местную одежду, пожертвовав удобством ради протокола. От дыхания шел пар, изморось оседала на лицах.

— Так спросите у них! — приказал капитан, указывая на старшину.

Строго говоря, он не в праве отдавать мне распоряжения. Я гражданский специалист, переводчик, прикомандированный к миссии.

— Он сам не знает. Он ждет сигнала от монахов, чтобы причалить.

— Это тянется уже несколько часов!

Я сдвинул на глаза темные очки и посмотрел на монастырь. Отсюда здания казались смешными тыквами разного размера, сваленными на скальной полке. Черная, поднимающаяся ввысь стена, блестящая, словно покрытая глазурью, служила для них контрастным фоном.

— Послушайте, Паральер!

— Паладьер, сэр!

Он кивнул, вытер слезы с глаз, покрасневших от ветра, и указал на скальную стену:

— Нападавшие спустились в монастырь вот здесь?

— Нападавшие? Это не было обычным нападением.

Он махнул рукой, отметая мои возражения как несущественные, и, вытянув шею, осторожно посмотрел вниз, в Лавинный Проход — узкое ущелье между горами Монт-Матин и Монт-Арсин.

— Их барка двигалась против восходящего теплого потока. Хорошая работа.

— Можно и так сказать, сэр. Я вижу это по-другому. До рассвета монастырь закрыт для кораблей. Они спустились ночью, когда их никто не ждал, и растворили снотворное в цистерне с водой. Дальнейшее просто. Монастырь захватили за несколько минут.

— С военной точки зрения, идеальная операция. — Он самодовольно улыбнулся. — Вот увидите, это был кто-то из флотских.

— Они убили пятерых монахов, вошли в святилище Богини и похитили Ожерелье, — продолжил я.

Он снова отмахнулся.

— Я читал протоколы. Виновники, безусловно, должны предстать перед судом. Нужно создать прецедент. Мы не можем потерять Картезис. Он единственный обитаемый мир в этом рукаве Ориона. От ближайшей колонии его отделяют пятьдесят световых лет.

— Я знаю, сэр. Я лингвист, а не астроном, но помню эти факты со школьной скамьи.

Он кивнул.

— Эта база важна для Флота. Без нее нам не обойтись.

— И кроме того, здесь живут почти два миллиона человек, — сказал я задумчиво.

— Совершенно верно. Мы не сможем эвакуировать население.

Его слова звучали в ледяном воздухе похоронным звоном.

— Поэтому мы и летим в монастырь, чтобы вернуть Ожерелье.

Он хмыкнул скептически.

— О да! Проклятая штука дорого стоила Флоту. Придется отказаться от постройки одного корабля. Каким идиотам понадобилось ее красть? Ясно же, что культурные ценности такого масштаба спрятать невозможно: рано или поздно они всплывают.

— Культурные ценности? Нет, Ожерелье — это нечто большее. Камни в нем — тела восьмидесяти трех умерших Богинь. За ними традиция в сто тысяч лет.

— Ну да, я знаю. Но стараюсь не высказываться по религиозным вопросам. Они вне компетенции Флота. Это наша традиция. Может быть, не такая старая, но зато повсеместная.

Он замолчал и приник к кислородной маске. Мы были уже на двенадцати тысячах метров над уровнем моря, и давление составляло всего треть от нормального. Восход солнца мы встретили над Аркахоном. Город окутывал густой утренний туман, со стороны заливов Мелкого моря раздавались гудки и сирены кораблей. Старшина педальеров вел барку вертикально вверх по Лавинному Проходу. Когда мы поднялись над туманом, все залил солнечный свет. На лаковой синеве неба отчетливо вырисовывались Монт-Матин и Монт-Арсин — два самых высоких пика в Западной цепи гор, изогнувшейся вдоль берега Мелкого моря. Наши предки, любившие старинные названия, окрестили ее Хомутом. Горы казались двумя островами, поднявшимися из молочно-белого тумана. Некоторое время компанию нам составлял конвой из шести тяжелогруженых солевозов, но вскоре корабли один за другим нырнули в туман и пропали из вида.

Наш парус набрал влаги, и тысячи капель обрушились на палубу, когда старшина велел развернуть его. Мы двигались вдоль скальной стенки, пока старшина не поймал восходящее течение, вознесшее нас прямо к монастырю. Солнце перевалило за полдень. Без балдахина солнечные лучи давно ослепили бы нас. Казалось невероятным, что этот сверкающий шар — то же самое солнце, которое мы видели утром сквозь пелену тумана, в плотной влажной атмосфере предгорий.