Журнал «Если» - «Если», 2001 № 7

На протяжении многих веков действо, представлявшее собой странную смесь науки и искусства, и в то же время не потерявшее живости и непредсказуемости спортивного поединка (ибо, по мнению автора этих строк, настоящее искусство и настоящую науку элемент соревновательности губит окончательно и бесповоротно), оставалось примером неагрессивного интеллектуального ристалища. Интеллигентные люди (многие даже в очках!) пожимали друг другу руки, садились за стол, думали, двигали фигурки, записывали ответы, и в конце снова пожимали руки; все чинно, мирно, культурно!

Впрочем, воображение писателей-фантастов рисовало и иные картины — более драматичные, а порой и трагичные.

Но, прежде чем обратиться к собственно «фантастике на 64 клетках», стоит упомянуть еще один ряд произведений, в которых местом действия Игры становится не поле битвы и не спортивная арена, а само общество.

Речь пойдет об играх глобальных, всеохватывающих, пронизывающих социальную ткань социума и во многом определяющих его иерархию, культуру, кодекс поведения и мировоззрение людей. Собственно, а что такое социум, возразит специалист-культуролог, как не определенная игра по выработанным на протяжении многих поколений правилам? Верно, но в реальной жизни сей факт очевиден только для специалистов — чтобы оттенить его в сознании массового читателя, сделать более доступным, писателям приходится прибегать к научно-фантастической гиперболе.

Пример знаменитой философской утопии Германа Гессе «Игра в бисер» (1943) все последующие полвека не давал покоя авторам научной фантастики. Цивилизации и культуры, основанные на некоей Игре с большой буквы, если и не наводнили мировую science fiction, то во всяком случае занимают в ней заметное место.

К примеру, в альтернативной истории австралийского автора Джеральда Мурнейна «Равнины» (1982) действие развертывается в «параллельной» феодальной Австралии, где местные сеньоры не только воюют и угнетают вассалов, но и покровительствуют искусствам — в частности, поголовно вовлечены в непрекращающуюся сословную «ритуальную» игру. В аналогичных глобальных играх проводят жизнь герои романов с похожими названиями — «Играющий» (1988) Йэна Бэнкса и «Игрок» (1975) Джорджа Алека Эф-финджера, рассказа Джоанны Расс «Игра Влет» [13] Странную игру «Влет» (Vlet), изобретенную писательницей, с успехом «экспроприировал» ее коллега — Сэмюэл Дилэни: в его романе «Тритон», вышедшем двумя годами позже, герои упоминают эту игру как реально существующую, без ссылок на научно фантастический рассказ. (Здесь и далее прим. автора.) (1974) и многих других произведений. А если обратиться к кино, то первым на память приходит странный и завораживающий фильм Роберта Олтмена «Квинтет».

Впрочем, фантастический поворот сюжету могут сообщить и вполне обыденные, известные всем игры, если в них начинают играть не отдельные люди, а все общество в целом — даже порой не подозревая об этом, на уровне «коллективного бессознательного». Так, герой романа Барри Молзберга «Покрышка» (1972) играет на скачках и все время проигрывает, несмотря на разнообразные стратегии выигрыша, примененные при помощи «науки». Под этой обыденной историей есть и второй пласт: по мнению автора, вся окружающая действительность изначально абсурдна и в философском плане не допускает «выигрыша» человечества даже в принципе.

Свой социальный шанс пытаются найти в планетарной лотерее и жители мира, изображенного в первом романе Филипа Дика «Солнечная лотерея» (1955), не раз и не два обращавшегося в своем творчестве к теме Игры [14] В предисловии к одному из поздних изданий романа писатель прямо указывал, что в работе над книгой пользовался основными положениями теории игр выдающегося английского математика Джона фон Неймана. Среди других произведений Дика, в которых центральное место занимают игры — но уже в философском, метафизическом смысле, — романы «Игроки с Титана» (1963) и «Три стигмата Палмера Элдрича» (1965). …

Примеры можно множить, однако перейдем к обещанной конкретике: игре в шахматы, особенно популярной среди писателей-фантастов (неслучайно многие из них сами играли и играют на вполне приличном уровне — разрядника или даже мастера).

Шахматы — это, вероятно, древнейшая из известных человечеству «сложных», стратегических игр (в отличие, скажем, от бросания костей или примитивных карточных забав). Известно, что уже в VI веке нашей эры в шахматы играли индусы и китайцы, а в Европу шахматы были занесены спустя полтысячелетия. Что касается литературы, то, вероятно, первое упоминание об этой игре встречается именно в фантастическом произведении: одна из новелл цикла кельтских мифов «Мабиногион» повествует о магических шахматных фигурах, которые «зажили своей жизнью». Живые шахматы упоминаются также в легендах о волшебнике Мерлине, позже вошедших в артуровский цикл. Наконец, мастерами играть в шахматы были представители «малого народца» из ирландских и шотландских циклов: феи обычно предлагали смертным сыграть с ними три партии со все увеличивавшейся ставкой на кону — и давали выиграть первые две, чтобы затем обыграть в финальной, где ставкой становилась, как нетрудно догадаться, сама жизнь!

У истоков современной фантастики, посвященной шахматам и шахматистам (часто весьма необычным), стоят четыре «столпа» — произведения классиков, задавших четыре основных направления поисков для последующих авторов. Это, во-первых, бессмертная «Алиса в Зазеркалье» (1871) Льюиса Кэрролла, где детально разыграна эксцентричная шахматная партия с фигурами-персонажами (ее подробно разобрал математик и популяризатор Мартин Гарднер в своей блестящей книге «Аннотированная Алиса»). Во-вторых, новелла Амброза Бирса «Хозяин Моксона» (1893), в которой изображен шахматный автомат, восставший против своего создателя и погубивший его. Далее, рассказ «Гамбит трех моряков» (1916) лорда Дансени, герои которого ведут поединок за шахматной доской со слугами самого Дьявола, которые подглядывают верные ходы в хрустальном талисмане. Наконец, роман Эдгара Райса Берроуза «Шахматисты Марса» (1922), где описана фантастическая инопланетная игра «джетан», представляющая собой модификацию земных шахмат.

Посмотрим, что же удалось отыскать авторам современной фантастики на каждом из указанных направлений.

Может ли машина играть в шахматы? Одним из первых ответил на этот вопрос недавно скончавшийся американский математик Клод Шеннон — тот самый, которому человечество обязано формулой подсчета количества информации («обратный логарифм энтропии»). Именно он создал в конце 40-х годов первую шахматную программу и уже в 1950 году рассказал о перспективах электронных шахматистов в популярной статье, опубликованной в журнале «Scientific American». Шеннон оптимистично полагал, что никаких принципиальных проблем в деле создания «интеллектуальной» машины, которая составила бы за шахматной доской конкуренцию человеку, нет. Однако путь от первых, построенных еще в позапрошлом веке шахматных автоматов австрийца Теодора фон Кемпелена (и тогда же разоблаченных Эдгаром По на основании чисто логических рассуждений) до современного суперкомпьютера IBM RS/6000 SP (Deep Blue), на исходе прошлого века переигравшего чемпиона мира Гарри Каспарова, оказался долог и драматичен. Не меньший путь проделала и научная фантастика. Но ее авторов, разумеется, интересовали проблемы иного плана.