Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)

– Олежек, – начал Вилен Монусович, – вы должны нас понять…

Минуты через три историк понял, что вчера Стас отправился на свидание к очередному предмету высоких чувств и не вернулся, а его телефон до сих пор недоступен. В тех не столь уж частых случаях, когда дамы оставляли его на ночь, пан Брячеслав именно так и поступал. Шульцов покосился на клиента и решительно соврал:

– Я немедленно начну искать Славу. Как только мне будет что-то известно, я позвоню.

– Эта особа живет в Озерках…

– Большое спасибо. Прошу меня извинить.

Сеанс продолжался. Клиенты шли один за другим, потом позвонил Егоров и намекнул, что в определенных научных кругах решение Шульцова развивать концепцию Спадникова и защищать его наследие расценено как акт гражданского мужества. Директор распрощался, и тут же дочка отрапортовала, что рыжий Егор так и сидит под ванной, а полосатая Фатима опрокинула гибискус и разбила горшок, но Машка уже везет землю, и они сейчас все пересадят. О владыках Рима речи больше не заходило, о немедленном пристройстве котов – тоже. Олег Евгеньевич благословил переселение гибискуса, и тут консультанта вытребовала хозяйка. До Стаса руки дошли ближе к вечеру, но абонент по-прежнему был «временно недоступен».

– Представляешь, – как мог весело сообщил Олег Евгеньевич понурой Комаровой, – Стас нашел-таки свое счастье. В Озерках.

– Чушь, – отрезала окутанная дымом Ольга.

– Ты гадала? – Историк упорно продолжал тормошить подругу. – И как там благородный король?

– Алик, не дури. Твой пан при нас сделал стойку на Сашу, она живет в Озерках, влюблена явно в другого, и, судя по тому, что пропала, у нее все наладилось.

– В Озерках, чтоб ты знала, многие живут.

– Стас обхаживал именно Сашу, она мне звонила. Если б помидоры завяли, пан уже нарисовался бы на твоем горизонте. С билетом в Таиланд. Сразу и тихо он не переключается, ты же знаешь… Слушай, оставь меня в покое, а! Я домой хочу.

– Не говори глупостей, – профессорским голосом потребовал Шульцов. – Одна ты ходить не будешь, Наташа уже сходила. Зайдем на полчаса к Спадниковой, и я тебя отвезу.

Перед отходом еще раз набрали Стаса уже с двух телефонов. С тем же результатом.

– Похоже, аккумулятор разрядился, – решил Шульцов, вытаскивая из ящика галстук: предстать пред «Надеждой Константиновной» без оного было немыслимо. – У тебя Сашин номер близко?

Олька уже названивала Колпаковой. Ответили сразу. Брячеслава Виленовича девушка видела вчера, он ее ждал возле аудитории, часов в восемь вечера он ушел.

– Саша говорит, с ней все в порядке, – с некоторым сомнением протянула Комарова. – Но что-то здесь не так… Алик, надо разбегаться. Ты – к своей «Надежде Константиновне», а я нашу девицу в кафешку вытащу. Ну что может случиться средь бела дня, а ты, как освободишься, за мной зайдешь?

– Сосульки не волки, им что день, что ночь. Идем, велено быть к шести.

В три минуты седьмого Олег Евгеньевич нажал кнопку домофона. Устройство сработало, но знакомого «Слушаю вас внимательно» в ответ не раздалось. Историк нажал сброс и позвонил снова. Спадникова молчала.

– Нет дома? – с надеждой спросила Комарова. Шульцов со старательной бесшабашностью погрозил подруге пальцем, вытащил телефон и набрал квартиру Спадниковых.

– Занято, – с облегчением объявил он. – Погуляем минут пять.

– Олег, – сосед Спадниковых по площадке, помнящий Шульцова еще долговязым ушастым аспирантом, доставал из кармана ключи, – заходите. К мадам?

– Да. Она, видимо, по-городскому говорит.

Вздрогнул и пополз к небу величественно дряхлый лифт, чудом выживающий в осовремененной новыми богатыми жильцами парадной. Олег Евгеньевич снял газету с симпатичных пятнистых цветов, чье название никак не мог запомнить, – в этот дом без букета он не приходил.

– Я, если не возражаете, с вами, – сказал сосед. – Затеваю ремонт, хочу авансом извиниться, иначе, сами понимаете…

– О да! – улыбнулся историк. Спадникова как-то умудрялась держать в строгости всех соседей, включая парочку видных чиновников и склонную к разгулу актрису.

Звонок горделиво рявкнул, и раз, и два. Безответно. Темная старая дверь хранила молчание, городской номер был занят, мобильный не отвечал. Олег Евгеньевич посмотрел на соседа, сосед на Олега Евгеньевича.

– Мужчины, – приняла решение Комарова, – взламывайте!

– Думаете…

– Думаю! Ей могло стать плохо.

Сосед безропотно пошел к себе. Ольга принялась трезвонить в квартиру – не услышать было невозможно, и Шульцов сосредоточился на мобильном вдовы. Без толку. Сосед приволок чемоданчик, следом его супруга тянула провод для дрели.

– Я же мадам видела, – сообщила она, – в обед. Она за клеткой шла. К ней канарейка влетела…

– Она вчера говорила.

Дверь сопротивлялась, но дерево, пусть трижды довоенное, все же не металл, а руки у соседа были вставлены как надо. Между двумя взрыками дрели ожил мобильный, Шульцов взглянул на номер. Гумно-Живицкие.

– Нет, – быстро сказал историк, – пока ничего. Прошу простить.

– Позвони Стасу, – велела Комарова, – вдруг…

«Вдруга» не случилось, пан Брячеслав так и оставался недоступным.

– Олег, – сосед распахнул украсившуюся двумя дырами дверь, – лучше вы первый…

Анна Михайловна отыскалась возле телефона. Шульцов, еще не веря, смотрел, как Ольга щупает пульс и трогает веки. На пороге топтались зачем-то разувшиеся соседи, назойливо гудела свисающая телефонная трубка.

– Час, – констатировала Ольга, – не меньше.

– Инфаркт?

– Не знаю… Картина нетипичная. Надо звонить в «Скорую» и в полицию. И лучше с мобильного. Да положи же ты эти цветы!

Прежде всего Шульцов набрал Аркадия Филипповича. Тот выслушал, велел оставаться на месте, ничего не трогать, полицию обещал взять на себя. «Скорую» вызывала Ольга, на том конце о чем-то спрашивали, она, хмурясь, отвечала. Соседи по-прежнему маялись в дверях.

– Алик, – спросила Комарова, убирая телефон, – а где же канарейка?

Саша вернулась во время вечернего прогноза погоды, когда симпатичный профессор из телевизора на всю квартиру объяснял, что весны в ближайшие дни лучше не ждать, а Тамара Колпакова заканчивала обжаривать овощи для борща.

Проще и, пожалуй, дешевле было купить заправку; живи Тамара одна, она бы так и делала, но мать не доверяла обработанным на стороне овощам, спорить же с ней было себе дороже. Колпакова убавила огонь до минимума, засекла время, и тут в прихожей зашуршало. Кто-то пытался открыть квартиру, и это могла быть только Саша! Тамара ринулась в коридор. Разумеется, замок был перекошен. Что ж, пусть звонит.

Дочка звонила, мама не открывала. Между ними было две двери и боль, с которой Тамара жила всю жизнь. У нее никогда не было дома, только мать, дочь и работа, работа, работа… За спиной раздалось шарканье, звонок умудрился переспорить телевизор.