Константин Фарниев - Взорванные лабиринты

Если проанализировать акценты должностных и политических решений Заместителя Верховного судьи и Верховного прокурора Арании за последние годы, то решения могли бы давно служить основанием для привлечения этих лиц к уголовной ответственности за антиправительственную, антинародную деятельность. Однако они преспокойно занимали свои высокие посты, творили суд и расправу над гражданами Арании, руководствуясь прежде всего интересами преступного Синдиката, членами которого они, оказывается, являются. Нет никакого сомнения в том, что названные инспектором люди — лишь мизерная часть преступников — членов Синдиката. Основная их масса пока остается нераскрытой.

Мы не удивимся, если продолжение расследования преступной деятельности Синдиката приведет детектива к организаторам и исполнителям серии террористических актов, имевших место в Арании за последние дни…»

Полиция предприняла энергичное расследование деятельности суперрадикалов. Их причастность к террористическим актам была доказана полностью. Следы от них вели к Союзу военных, к преступному Синдикату, к Союзу предпринимателей. Полиция приступила к арестам террористов.

Специальным декретом Комитет общественного спасения распустил партию суперрадикалов и назначил официальное расследование террористической деятельности Союза военных.

Яви с особым удовольствием произвел аресты заместителя Верховного судьи, доктора Ега и Верховного прокурора Арании. Он присовокупил бы к последнему его заместителя, но он пока оставался вне подозрений.

Комитет общественного спасения временно возложил на инспектора Яви обязанности заместителя Главного комиссара полиции Арании. После трехдневных дебатов Комитет вынес решение о выделении на процесс по делу профессора Фэтона своего представителя профессора Гинса.

В чрезвычайном порядке Комитет принял законы о снижении и замораживании цен и о повсеместном повышении заработной платы.

Когда комиссар Снайд приступил к исполнению своих обязанностей, Яви окончательно ушел в отставку и отправился с внуком в горы.

Процесс по делу профессора Фэтона должен был состояться пятнадцатого марта.

«Справедливость» писала: «Социальный взрыв, потрясший страну, с достаточной очевидностью продемонстрировал расстановку политических сил в стране. Все маски сорваны, все цели обнажены. Разоблачения инспектора Яви вскрыли перед нами опухоль организованной преступности, метастазы которой проникли во все сферы нашей общественной, политической и экономической жизни. Страх перед мафией, заигрывание с ней, сотрудничество — эти явления стали неотъемлемой частью нашей внутренней политической и экономической жизни. Дело профессора Фэтона, которое так блестяще завершил инспектор Яви, оказалось делом всей нации, всего народа. Фэтон и его ценности стали жертвой тех сил, которые каждодневно и ежечасно попирают наши права, творят над нами несправедливости и произвол. Народ Арании должен использовать благоприятно создавшуюся ситуацию, чтобы очистить организм общества от злокачественной опухоли и ее везде проникающих метастаз. Нужно как можно эффективнее воспользоваться победой, которая далась с таким трудом и с такими жертвами. Всеобщие выборы должны сказать решительное «Нет!» реакционерам всех мастей!»

Дворец правосудия, рассчитанный на двадцать тысяч мест, был набит людьми до отказа. Первые пять рядов занимали более пятисот корреспондентов крупных газет, журналов, радио и телевизионных компаний, информационных агентств всего мира. Были среди них журналисты из коммунистических стран. Здесь сверкали то и дело блицы фотокамер, жужжали кинокамеры.

Инспектор Яви и все те, кто принимал участие в расследовании, находились в специально отведенной для них ложе.

Два судебных заседания были посвящены чтению обвинительного заключения. Инспектор Яви поработал основательно. Еще никогда с такой тщательностью не готовил он материалы для передачи в суд. Председательствовал Верховный судья. Обвинение поддерживал заместитель Верховного прокурора. Яви прекрасно знал, что это за птицы. Утешал только состав присяжных заседателей, утвержденный Комитетом общественного спасения. Особое место и роль занимал на суде Гинс — представитель Комитета общественного спасения.

Первому слово было предоставлено Ремми Табольту. Табольт ничуть не сожалел, что в конце концов выложил инспектору всю правду.

— Ваша честь, господа присяжные заседатели, — начал Ремми Табольт. — С подсудимым Пул Вином я знаком с детства. Мы родились с ним в одном городе и знали друг друга довольно близко и достаточно хорошо. Разница между нами была весьма существенной — он родился в богатой семье, я — в бедной, он учился, а я проходил свои университеты на улицах. Как бы там ни было, мы оказались в одной компании, которую его родители называли дурной. Потом Пул уехал в столицу учиться. Наши пути разошлись. Не виделись мы с ним долго. Еще в розовой юности по милости Пул Вина я дважды имел дело с полицией. Хотя я был простым исполнителем, а Пул Вин главным организатором, он и в первом, и во втором случаях остался в стороне. — Табольт сделал паузу.

В зале стояла чуткая тишина.

— Мы встретились с ним случайно, — продолжал Табольт, — уже здесь, в столице. Перебросились несколькими словами, обменялись телефонами и расстались, потому что говорить нам особенно было не о чем.

Новый год я встретил в кругу своих друзей, и встреча эта, скажу вам, была нескучная. Уже подошло для всех нас время отъезда.

Вечером второго января, когда я собирал свой чемодан (почему я не сделал этого раньше, черт подери!), раздался телефонный звонок. Звонил Вин. Дело предполагалось простое, а цена приличная — пятьдесят тысяч крон. Пул предложил нам позаимствовать у профессора Фэтона его знаменитый аппарат. Конечно, ваша честь, господа присяжные, вы можете подумать, что Ремми Табольт безнравственный человек, коль он занимается делами подобного рода. Но я подумал: если мы позаимствуем у профессора один аппарат, что помешает ему позже сделать точно такой же. Мы срочно взяли одну машину, не будем уточнять, какую — она уже известна господину инспектору, и двинулись в Лин. С Пул Вином мы встретились…

— Господин Табольт, прошу в своих показаниях держаться ближе к делу, — проскрипел судья.

— Слушаюсь, ваша честь. С Пул Вином в тот вечер мы встретились у Пекки, который, к моему величайшему сожалению, сидит здесь же. Я потребовал от Пул Вина три полицейских мундира и полицейский фургон. Разве не плоуая идея? При таком солидном антураже чувствуешь себя как-то увереннее — вроде ты полицейский при исполнении своих служебных обязанностей.