Константин Фарниев - Забытое племя

Наблюдая за лицом врача, наклонившегося над ним, Дик видел доброго, мягкого человека, который делал ему хорошо, и это изумляло. До сих пор СБ приносила ему только боль и страдания.

Пока санитары собирали инструменты и лекарства, доктор измерил у Дика температуру, давление, проверил пульс. Лицо доктора все время сохраняло выражение полной сосредоточенности.

Врач легонько похлопал узника по плечу и скупо улыбнулся, обнажив кончики своих крупных желтоватых зубов. Взгляд его серых, подернутых дымкой старости глаз, скользнул по лицу Дика и быстро вильнул в сторону, уходя от столкновения со взглядом биора. А тому показалось, что в глазах этого странного человека мелькнуло сочувствие к нему.

Изумление Дика еще больше возросло, когда надзиратель после ухода людей в белых халатах вкатил в камеру небольшой столик, заваленный натуральными продуктами. Острейшее чувство голода заставило узника подняться на лежанке на колени. Несколько мгновений он смотрел на стол, потом порывисто схватил с блюда кусок жареного мяса и поднес его ко рту. Вдруг он почувствовал, что ясность в мыслях ускользает от него, уступая место какому-то неведомому доселе исступлению. Казалось, что это уже не он, Дик, сидит перед столиком и запихивает, запихивает в рот все новые и новые порции безумно вкусной пищи, а некто другой.

Крайт с удовлетворением наблюдал за узником. «Ха, зрелище, как в зверинце. Это существо состоит из рук и жующего рта». Выпученные глаза Дика ничего не выражали.

Шеф СБ довольно усмехнулся. Нужно дня два покормить его натуральной пищей и не делать ему больно. Пусть немного окрепнет и узнает вкус настоящей жизни. Вряд ли ему захочется умирать: он станет куда сговорчивее.

Дик откачнулся от стола и повалился на спину. Лицо его в ярком свете лоснилось от жира, глаза были закрыты.

Крайт приказал Урси открыть камеру и вместе с ним вошел туда.

— Тебе хорошо? — спросил он у Дика, подойдя к лежанке.

Дик едва заметно качнул головой.

— Ты мне поможешь, да?

Крайт склонился к самому лицу узника.

— Дай мне подумать, — прошептал тот.

— Хорошо, — разогнулся Крайт и, повернувшись к надзирателю, сказал:

— Чтобы относился к нему так же, как ко мне. Если с ним что-нибудь случится, ты сам окажешься в этой камере. Ты меня понял?

— Да, — ответил Урси, хотя ничего не понимал.

Крайт, благодушно улыбнувшись, похлопал надзирателя по плечу и вышел из камеры. В мертвой тишине подвала звуки его мерных шагов по коридору звучали, как удары маятника часов…

Крайт зашел в свой кабинет, сел в кресло. Смит подошел к столу шефа и настороженно замер. Сегодня выдался на редкость тяжелый день. Усталость притупила даже муки голода. Смит чувствовал себя окончательно разбитым. Ему так и не удалось сегодня ни пообедать, ни поужинать, как, впрочем, и самому Крайту.

Крайт пошевелился в кресле.

— Как ты думаешь, этот биор поможет нам?

Смит чуть было по привычке не пожал плечами, но вовремя спохватился. Сейчас не такой момент, когда можно столь неопределенно выражать свое отношение к заботам шефа. Поэтому Смит просто промолчал.

— Может, он хитрит, чтобы оттянуть свой конец? как бы размышляя вслух, продолжал Крайт. — Впрочем, хватит. Поехали домой.

Пока Смит отдавал дежурному по Центру последние приказы, Крайт стоял у авто, вперив в беспросветный свод задумчивый взгляд. Он все никак не мог решить для себя, удачный был у него сегодня день или нет? С одной стороны, унижение, пережитое им на заседании Магистрата, с другой — арест сразу четверых вестников и Венка, да еще перспектива узнать через Дика нечто весьма важное. Все-таки день закончился удачей — так решил он и успокоился.

Отдав Смиту распоряжения па утро, Крайт вышел из авто у своего дома, но не спешил заходить в подъезд. Хотелось немного побыть одному, поэтому он вышел на середину припарковой трассы. Залитый ярким электрическим светом видимый Крайтом фрагмент Города был совершенно безжизненным, если не считать освещенных окон в жилых домах. Лишь они свидетельствовали о том, что жизнь здесь замерла только на время, что она есть и обретет свои движения и звуки с утра.

Заложив руки за спину, шеф СБ прошелся взад-вперед по трассе. В такие минуты он принадлежал только себе. Он очень любил мертвую неподвижность ночного Города, быть может, за то, что она ничем ему не угрожала, не таила в себе никаких неожиданностей. Крайт провел ладонью по лицу и, ощутив тепло своей руки, умиротворенно улыбнулся. Все-таки он очень устал очень. Ему достается больше всех. Но ради того, чтобы Город всегда оставался таким тихим и спокойным, он, Крайт, не пожалеет ничего и никого. Взгляд его прошелся по ближайшим окнам. В их мягком свечении было столько покоя и тишины… Но так ли, подумал он. Покой и тишина ночного Города обманчивы, они тоже таят в себе опасность. Кто знает, что скрывается за мирными окнами, чего хотят, о чем думают, что скрывают живущие там люди? Как они относятся к нему, Крайту, к его службе, Магистрату? Быть может, за окнами скрываются враги, во сто крат опаснее вестников.

Эти мысли резко изменили настроение Крайта. Он никак не мог постигнуть одного противоречия: что заставляет некоторых инженеров принимать сторону биоров и тем самым идти против самих себя, своих интересов, рисковать не только своими привилегиями, но и жизнью? Крайт хорошо запомнил и сейчас очень отчетливо представил себе лицо врача, когда тот покидал подвал. В нем он не заметил одобрения работы СБ. Крайт едва сдержался тогда, чтобы не отдать своим людям приказ оставить недовольного господина в подвале. Его лицо не было лицом друга. И сколько еще таких прячется за безобидными окнами.

Крайт стоял на тротуаре, сосредоточенно вглядываясь в перспективу трассы. Но думы его блуждали далеко от конкретной обстановки. Неспособность понять инженеров, которые с сочувствием относились к биорам, выводила его из себя. Здесь он чувствовал себя пугаюше бессильным. Приходили мысли о том, что человек — существо неуправляемое, что послушание и покорность большинства горожан носит только внешний характер, что всесокрушающая сила Магистрата и СБ обращается в полное бессилие, сталкиваясь со всесокрушающей силой человеческого характера, с его способностью противостоять любой боли и любой угрозе, вплоть до лишения жизни.

Лифт поднял Крайта в прихожую. В квартире было тихо. В слабом рассеянном свете все казалось зыбким и нереальным.

Несколько минут Крайт с наслаждением плескался под душем. Внутреннее равновесие вернулось к нему окончательно.

В столовой его ждал накрытый стол. Стелла давно уже привыкла ужинать без мужа, но она еще не спала, и это огорчило Крайта. Каждая ночь, проведенная с женой в постели, воспринималась им как ночь пыток.