Дэйв Крик - «Если», 2000 № 12

Другой причиной для удивления было то, как владели английским многие местные жители. Он-то волновался по поводу образования Реджи; однако страхи немедленно улеглись, когда обнаружилось, что люди, назначенные ребенку в учителя, владеют языком лучше иных англичан.

Хирото и Тору были племянниками хозяина. Задумчивый Хирото часто стоял на склоне холма, наблюдая полет журавля. Тору — тот, что говорил, выпятив грудь, — иногда едко высказывался о мировой политике, о предприимчивости японцев, о пущенных на дно русских кораблях. Оба боролись за влияние на Эдварда и ход создания орнитоптера — и хотя кузены явно соперничали, ни один из них ни разу не сказал о другом плохого слова. Какое воспитание! Впрочем, чего можно ожидать от людей, которые живут за бумажными стенками.

Эдвард сидел в одном из садов поместья, вдыхая запахи цветущей сливы и молодой листвы. И удивлялся тому, что нервничает. Почему? Все вокруг относились к нему с уважением. Он вытер ладони и попытался успокоиться, разглядывая выложенные гравием узоры.

По дорожке стукнула трость.

Когда из тьмы возник невысокий человечек, Эдвард еще раз вытер ладони о брюки. Каким бы крохотным он ни казался, Акира-сан мог единственным словом начать или закончить любое дело в Мебосо.

Человек этот не был похож на магната. Жесткие волоски торчали из подбородка и ушей. Один его глаз прикрывало бельмо, другой, похоже, косил. Напоминал он, скорее, больного ребенка.

— Я так часто слышал ваше имя, — начал Эдвард. — И теперь рад знакомству.

— Я тоже много слышал о вас.

Они сели. К песне цикад присоединили свои голоса летучие мыши, и Акира обратил к небу здоровый глаз.

— Мне сообщили, — проговорил он, — что вы с Хирото хотите соорудить модель в натуральную величину?

— Да. Конечно, основываясь на ваших идеях. Ваша концепция кажется мне вполне осуществимой.

Акира кивнул, мелькнув ясным глазом.

— Приспособим двигатель «даймлер-бенц», — продолжил Эдвард.

— Мысль принадлежит не мне. Мне пришлось только присоединить трубки Бурдона к двигателю внутреннего сгорания без дифференциального редуктора. Вы уже видели, как нам с Хирото удалось сочетать трубки Бурдона с вашей конструкцией крыла. Коленчатый вал двигателя то сжимает, то растягивает их, они, в свою очередь, приводят в движение крылья — в соответствии с вашими представлениями о динамике крыла. Если мы сумеем изготовить работающую модель, это станет огромным достижением. И я считаю, что современная мастерская вполне позволяет достичь этого.

— Вы получите ее, — пообещал старик.

Эдвард вздохнул, осознав теперь причину своего волнения.

— Великолепно! Воистину это будет выдающимся успехом техники пилотируемого полета. Мы не разочаруем вас.

— Но она издает такой шум!

Эдвард примолк.

— Прошу прощения?

— Слишком шумит. Ваша машина.

— Почему вы так полагаете? Мы еще и не начинали…

— Я видел автомобиль. Я слышал его. И никак не могу перестать слышать. — Он скривился, как будто откусил кусочек лимона.

— При всем моем почтении, — сказал Эдвард, — прошу вас понять, что подъемная сила, необходимая для того, чтобы оторвать от земли одного человека, просто огромна. В Кембридже я опробовал все имеющиеся в наличии виды топлива; порох, сжатый воздух, паровой котел на спирту, карболовую кислоту — но с бензином ничто не сравнится! Таких возможностей не предоставляет ни один из известных источников энергии.

— А какой звук производит птичка, вспархивая с ветки? — Не получив ответа, Акира заметил: — Правильно. Никакого. На что станет похож лес, если в нем зарычит ваш «даймлер-бенц»? По-моему, он перестанет быть лесом.

— Но ничто не может сравниться с бензином…

Хрупкий старик поднялся, опираясь на трость, и направился назад по дорожке.

— Твою модель изготовят, — сказал он. — Но успех придет, только когда мы избавимся от шума двигателя.

Акира-сан оставил Эдварда во тьме, в истинном мраке. Разочарование сменялось негодованием. Они были уже на грани успеха; вот-вот исполнится мечта Эдварда, вот-вот свершится историческое событие, а Акира обеспокоен тем, что машина слишком шумит! Должно быть, он тронулся. Эдвард укрепился в решимости не позволить безумцу помешать человеку взлететь в небо.

Реджи надел кимоно. Сегодняшний день был, наверное, самым важным в карьере Эдварда, и двенадцатилетний сын решил облачиться в желтый, расшитый лилиями, шелковый халат. Эдвард потоптался в соседней комнате, но мальчишка так и не снял кимоно. Эдвард захлопнул дверь буфета, яростно глянул и фыркнул, и все же кимоно не исчезло. Мальчишка преднамеренно пытается досадить ему, крутясь в кимоно. Раздражало уже само это слово.

Вопрос возникал не раз: Реджи то отвечал Эдварду по-японски, то занимался каллиграфией вместо Священного писания, то подхватывал палочками жареную баранину, то проводил свободное время в саду камней, вооружившись граблями и отнюдь не христианскими учениями. Однажды с досады Эдвард объявил, что мальчишка должен начисто забыть японский язык, однако воплотить в жизнь сей декрет было не легче, чем предыдущий, запрещавший Реджи есть рис. Эдвард смотрел, как в соседней комнате сын, одетый в этот желтый халат, опускается на колени перед чаем. И не знал, что предпринять. Его собственный сын, его дитя!

За окном вдруг послышались крики. Эдварду давно уже не приводилось слышать громкого сердитого голоса — кроме собственного, — так что любопытство немедленно притянуло его к окну. Удивительнее всего было то, что ссорились два прекрасно знакомых ему молодых человека: внизу, во дворе, толкались кузены Тору и Хирото, и лица их настолько побагровели от гнева, что отличить одного от другого было и вовсе невозможно. Движения становились все резче, начали собираться зеваки, из мастерской появились мужчины в кожаных фартуках. Тору схватил бамбуковый тренировочный меч и, замахнувшись, обрушил на кузена увесистый удар, смачно шлепнувший по обнаженной плоти. Хирото нырнул в толпу и несколько мгновений спустя показался из нее примерно с таким же куском медной трубы. Кузены поклонились друг другу и сошлись в схватке. Эдвард опустил шторы и отвернулся от окна.

В комнате стоял Реджи. Все еще в кимоно.

Эдвард твердо сказал:

— Переоденься.

— Отец!

— Ты не выйдешь к обеду в этой одежде.

— Ведь все будут одеты официально.

— Да, но мы с тобой принадлежим к другой расе и не должны забывать об этом. Реджи, мы обязаны напоминать японцам, кто мы такие.

— Но я хочу надеть именно это, — Реджи редко ныл или капризничал, он был слишком рассудительным. — Кимоно мне нравится. В нем удобно.

— К счастью, корсет носить неудобно, а то ты и его бы пристроил под свой балахон! Нет. Переоденься в подобающую английскую одежду, и без возражений, или ты не пойдешь с нами, совсем не пойдешь. Я скажу Симбо, чтобы вместо этого сводил тебя к океану. Потратишь день на чтение Писания, почитаешь «Исход» [4] Вторая глава Ветхого Завета. (Здесь и далее прим. перев.) волнам прибоя.