Джанет Каган - «Если», 2001 № 01

Мэри отлично знала, что подарок, который Тейтеп достает из своей сумки, — от него одного, но была рада принять игру, которая делала его счастливым. Она не ждала подарка от Тейтепа и едва могла представить, что же он приберег для такого случая. Однако поступила надлежащим образом: поднесла сверток к уху и осторожно потрясла. Если там и было что услышать, все тонуло в веселом гуле на другом конце комнаты.

— Даже не могу догадаться, Тейтеп, — сказала она со счастливой улыбкой.

— Тогда откройте.

Под оберткой был резной предмет сочного винно-красного цвета — из дерева, горького на вкус и потому редко идущего на скульптуры, но высоко ценимого, поскольку ни один ребенок не потянет его в рот. Стиль фигурки был настолько фольклорный, что Мэри несколько долгих секунд пыталась разобраться, кого изваял Тейтеп, но едва уловив это, поняла, что будет хранить этот подарок всю жизнь.

Это, без сомнения, был Ник — только Ник, изображенный Тейтепом, а потому в незнакомом ракурсе. Это был «взгляд на Ника снизу вверх». Мэри вскрикнула:

— Ох, Тейтеп! — вовремя спохватилась и добавила: — Ох, Чорниэн! Огромное спасибо вам обоим. Как вам пришло в голову изобразить Ника?

Тейтеп ответил:

— Он ваш лучший друг. Я знаю, вы по нему скучаете. Я подумал: может, теперь вы будете чувствовать себя лучше.

Мэри крепко прижала к себе скульптуру.

— Да, так и есть. — Она взмахнула рукой. — Обождите здесь, Тейтеп, не уходите никуда.

Подбежала к елке и, отбросив гору хрустящей бумаги, нашла подарок, приготовленный для Тейтепа. Метнулась обратно, к месту, где ждали празы.

Тейтеп снял бумагу — такую же многоцветную, какая была у Ника. Внутри оказался ярко раскрашенный щелкунчик с плетеной сумочкой орехов.

Мэри ждала реакции, затаив дыхание. Она изобразила императора Халемтата сидящим на задних лапах, что сильно упростило конструкцию механизма щипцов. Толстый, обрюзгший и колючий. В правой руке он держал огромные ножницы, какие его приспешники использовали для стрижки колючек. Левая обхватывала побег талемтата, растения, почти одноименного с ним.

Глаза Чорниэна расширились. Тейтеп затарахтел на местном языке так быстро, что Мэри ничего не могла понять.

Лишь теперь она осознала, что натворила:

— Боже мой, Тейтеп! Он ведь не посмеет остричь ваши колючки лишь за то, что у вас есть такая безделушка?

Ее друг, не переставая трещать колючками, достал орех, сунул в рот Халемтату и мстительно раздавил скорлупу. Ядрышко он предложил Мэри — колючки все еще трещали.

— Если острижет, — заявил он, — пойду к Киллим и подберу красивые бусинки.

Он щелкнул еще один орех и подал ядрышко Чорниэну. Теперь женщина поняла, что они трещат колючками друг для друга — Стеклянные бусины Чорниэна добавляли к веселому треску выразительную ноту. Мэри с облегчением рассмеялась. Через несколько минут Эсперанца побежала в лавку за орехами, чтобы дети Чорниэна тоже смогли пощелкать.

Мэри еще раз взглянула на изображение Ника. «Жаль, что ты не видел праздника, — сказала она ему, — но обещаю написать обо всем сегодня же, прежде чем лягу спать. Постараюсь вспомнить все до последней мелочи».

Дорогой Ник, — писала Мэри несколько месяцев спустя. — Вряд ли ты одобришь мое поведение. Я поняла, что это было неправильно с этнологической точки зрения и тем более с дипломатической. Я ведь только хотела отпраздновать свое Рождество с Тейтепом, Чорниэном и всеми, кто пожелал присоединиться к веселью. Послушать, что говорит Кларенс, так я отправила планету в ад в своей корзинке для рукоделья.

Понимаешь, последнее время Халемтату не приносит добра стрижка игл. Примерно семьдесят пять празов разгуливают остриженными и в бусинах — причем безо всякого стыда, любо-дорого посмотреть. Я даже видела юнца с бусами на концах неподрезанных иголок!

Кстати, Киллим передает благодарность за красители. Это как раз то, что ей нужно. Она так занята, что взяла в помощь двух подмастерьев. Она делает «рождественские украшения», и художественные галереи Вселенной охотятся за ее поделками.

Что еще…

Вчера я зашла проведать Киллим, и кто там обнаружился? Коппен, один из советников Халемтата, — помнишь его? В жизни не догадаешься, чего он хотел: набор бус для насадки на иглы. Нет, иглы у него в порядке. Просто он намеревается — так он объяснил Киллим — сделать Халемтату какое-то нелицеприятное заявление и в ожидании кары запасается бусами. Очень дорогие голубые бусы.

Я ощутила злорадное удовольствие. Пора уже кое-что высказать Халемтату…

Между тем Чорниэн открыл производство щелкунчиков. Пришлось его проконсультировать, иначе он разобрал бы по косточкам ту игрушку, которую я вручила Тейтепу.

Посылаю голограммы — в том числе и моего художества — ведь тебе надо видеть разницу между щелкунчиком, вырезанным человеком, и щелкунчиком работы праза. Это то же, что «взгляд на Ника снизу вверх» и… ну, просто взгляд на Ника.

Я все еще скучаю по тебе, хотя ты и считаешь, что на Рождество непременно нужны фейерверки.

Скоро увидимся — если Кларенс не запечет меня в пудинге или не сожжет на костре.

Несколько секунд Мэри сидела со световым пером, наставленным на экран. Затем приписала: С любовью, Мэри — и сохранила запись для следующей земной почты.

Празднество.

Канун летнего солнцестояния (по календарю празов).

Дорогой Ник!

На этот раз вина не моя. Теперь это дела Эсперанцы. Она решила внести свой вклад в круг знаменательных дат и отметить День Мартина Лютера Кинга [3] Официальный праздник США, отмечаемый 15 января. Она пригласила и нескольких празов.

Ну вот, в последней части торжества каждый должен был поведать о своей мечте. Не выражать пожелания, Ник. Скорее, поставить перед собой цель, которая выглядит недосягаемой. Даже Кларенс вступил в игру и заявил, что у него есть мечта: перестать думать о празах как о подушках для булавок, а считать их равными себе. Эсперанца полагает, что Кларенс не совсем понял, о чем речь, но, по ее мнению, сделал шаг в нужную сторону.

После этого Тейтеп в своей сверхвежливой манере спросил Эсперан-цу, следует ли ему также иметь мечту. Она ответила утвердительно, и он сказал: «Я имею мечту… Имею мечту, чтобы настал день, когда ни у кого не остригут иглы за то, что он говорил правду».

Ты увидишь это на ленте. Все согласились, что это хорошая мечта.

После этого Эсперанца выдвинула идею мечты «о правах человека для всех». В результате мы все по очереди пытались объяснить понятие «прав человека» полудюжине присутствующих празов. Эсперанца в конце концов перевела для них пять конституций — и еще целую книгу речей Мартина Лютера Кинга.