Александр Ян - Выстрелы с той стороны

На углу, взвизгнув тормозами и разбрызгивая «сало», тормозит Сашин «лель».

— Бегом, бегом! — опустив стекло, орет Саша из-за руля. Мальчик подхватывает пакет, Виктор — мальчика, все впихиваются на заднее сиденье, она следом, машина рвет с места раньше, чем она успевает захлопнуть за собой дверь.

— Ты почему сразу не стрелял, шнарант? [2] «Шнарант» — на идиш «босяк», «попрошайка». Заимствовано в украинский со значением «разгильдяй», «авантюрист». — спрашивает Виктор.

— Так я подумал — одной пулей такого старого не свалю, — спокойно объясняет мальчик, расстегивая куртку под пальто. Левая рука у него работает плохо, и он сует пакет в сторону: — Лида, подержи… Его отбросит и он убежит. И пиши пропало тогда.

— Да ничего бы не пропало, — зло говорит Виктор. — Лида, брось эту дрянь на пол. Пропало бы, если бы он тебе хребет сломал. А так мы бы уходили по плану Б.

— Не сломал же. Вечно ты ворчишь, дядя Миша.

Почему он называет Виктора дядей Мишей?

— Зато теперь, — на лице мальчика выступил обильный пот, — можно уходить по плану А. Легально. С песнями и плясками. Дадэскрэ родэнас коли мануша…! [3] Пока челядь след полесам искала (цыганск.) Стихи Лилит Мазикиной

— Братец, — Саша косится в зеркало заднего обзора. — Я понимаю, что у тебя боевая эйфория и все такое, но…

— У него не боевая эйфория, друг мой. — Виктор скалится. — У него болевая. Эней! Энеище! Рёма-корова! Смотри на меня! Смотри, держись!

…Черт! Которая из этих ампул — адреналин? А которая — глюкоза? Ее предупреждали: гипогликемия, у бойцов такого уровня после драки сахар на пределе, до обморока… Но сначала — адреналин.

Вот эта…

Ампула щелкает в гнезде инъектора, сжатый воздух шипит, выжимая адреналин в вену, сереющие губы мальчика обретают более-менее нормальный цвет.

— Что с ним?

— Пока я вижу только пороховой ожог и довольно приличный ушиб, — Вик накладывает медицинскую салфетку, опускает задранную майку напарника, застегивает прожженную куртку. — Ты. Должен. Был. Стрелять. Сразу.

— Он. Бы. Ушел, — так же отрывисто шепчет мальчик.

— И черт с ним! — рычит Саша из-за руля. — Приоритеты у нас другие.

— Это мне решать.

— Нет, братец, — резко говорит Саша. — Пока Ростбиф твой «папа», это решать ему.

— Мы не на задании, — вяло возражает юноша. Эйфория прошла, осталась просто боль.

Инъектор снова шипит, на этот раз впрыскивая в кровь раствор глюкозы.

— Выкинешь такое на задании — отстраню навсегда, — Виктор поворачивается к Саше. — Вон подходящий мусорный бак, снитчей нет. Лида, тебя не затруднит…?

— Нисколько, — она вымучивает улыбку, поднимает с пола тяжелый пакет и, когда Саша притормаживает у мусорного бака, выбрасывает пакет туда. В отделение для органических отходов.

Через пять минут машина останавливается у Площади Восстания.

Саша вынимает из багажника чемоданы.

Мальчик перебирается на переднее сиденье.

Вик — за руль.

Ничего не случилось. Просто друзья подбросили до вокзала пару, которая отправляется в свадебное путешествие.

Лех Курась, псевдо Юпитер, вёл на удивление размеренную жизнь. Как «хозяин» транспортного узла, он был «на свету», то есть жил легально и даже по настоящим документам. Агентство по торговле недвижимостью было отличным самоокупающимся прикрытием: у Курася на балансе всё время находилось около полутора десятков пустых квартир в разных концах Европы. Квартиры ожидала перепродажа, и в них можно было поселить кого угодно на недолгий срок, а когда возникнет опасность — перебросить.

Всё поведение этого худощавого шатена сорока пяти лет сигналило: вот он я — чист, непорочен и весь на виду. Антон многого не знал о работе оперативников подполья — впрочем, работа оперативников СБ, наверное, ничем не отличалась. Но главное, чего он не предполагал — это непроходимой скуки. Они следили за Курасем несколько дней, выясняя его расписание, и это было все равно что несколько дней смотреть на часы, сверяя работу механизма. Рутина.

— Обычное средство борьбы с наблюдением, — сказал Эней, когда Антон ему пожаловался. — Для стационарников. Все свои нелегальные действия вписать в деловой день. Чтобы снаружи не разобрать было, что тут что — и есть ли вообще что-то. Ещё устоявшиеся привычки хороши. У Юпитера давно всё налажено — его текущие контакты мы так не засечем. Но для того, чтобы понять, что он задёргался, нужно знать, как он ведёт себя, когда не дергается.

Он подумал и добавил:

— Знаешь, как называется оперативник, который следует стандартным схемам? Мертвец. Точно так же называется оперативник, который стандартных схем не знает.

— Дун лэ [5] — Понял (кит.) , — согласился Антон.

Но для того, чтобы понять, что сделает идеальный механизм, когда в него попадет песчинка, нужно было незаметно подсунуть в этот механизм датчик. С рабочим узлом связи оказалось просто: огромный офисный комплекс на Малаховской убирали в 7-30 и 19–30 две смены уборщиков. Жёлтую форму попросту купили в магазине спецодежды, эмблемы срисовали и под трафарет набили акриловой краской — если присмотреться, видно, что не термопечать, но кто будет присматриваться? В рабочее время офис не охранялся, так что Игорь с Антоном совершенно спокойно в утренние часы уборки зашли, поставили на стационарный узел связи микрофон и вышли. Труднее было прицепить «жука» самому Курасю: тот наверняка проверялся. В «кладе имени Ростбифа-Каспера» были подходящие «клопы» — достаточно слабые, чтобы стандартные сканеры их попросту не заметили. Но такие «клопы» требовали, чтобы приемник находился очень близко. А главное — при тщательной проверке их все равно обнаруживали, поэтому подсадка непосредственно на Курася предполагала или снятие «клопа» в течение дня, или переход к решительным действиям в том же промежутке времени.

Сама подсадка прошла как по нотам: в кафе офисного комплекса, где господин Курась каждый день ровно с 16–40 до 17–00 то ли полдничал, то ли ужинал, в очередь к кассе за ним встал долговязый молодой человек, судя по надписям на цветастой майке — немецкий мототурист. Курась еще и рассчитаться не успел, как его пиджак оказался оборудован «жуком». Теперь оставалось только пролететь над гнездом и уронить туда кукушкино яйцо.

Когда две хитрости столкнутся лбом! — распевал юный техник, налаживая качество звука в маленьком фургончике какой-то цветоводческой фирмы, сдававшей в неходкие дни лишние грузовики в прокат. Надо ли говорить, что Антон любил Шекспира?