Николай Романецкий - Полдень XXI век, 2012 № 09

— Может, отнести их обратно в магазин, — предложил он. — Пусть деньги вернут за некачественный товар.

Запнулся. Мальчики не подавали никаких признаков испорченного товара. Наоборот, все как на подбор — аккуратные рядки, никаких неприятных запахов и на вкус наверняка…

— Ты с ума сошел?

— А что в этом такого? Ты кильку покупала, а не этих. Кильку ведь?

Инга утвердительно кивнула.

Юрка пробовал рассуждать логически. Невероятно, чтобы килька превратилась в мальчиков. Даже если это генетически модифицированная килька. По крайней мере, подобные случаи неизвестны. Значит, в банку изначально вместо рыбы положили мальчиков. Этакие куколки, которые чрезвычайно похожи на восьми- или девятилетних мальцов. Нет сомнения, что это муляжи. Мальчиков таких размеров не бывает. Он убеждал себя, Ингу, хотя понимал, что никакие это не муляжи, не куколки. Выглядели эти мальчики именно мальчиками, но только маленькими. И не мертвыми, а какими-то уснувшими. Логические рассуждения приводили к легкому бреду.

Инга постелила Юрке на кресле, старом, неудобном, но лучшего места для сна не было. Сама легла на диване, тоже старом и тоже неудобном. Расстояние в три или четыре шага стало непреодолимой преградой, потому что Инга решительно сказала, что ничего не будет. Она просит его исключительно по-дружески остаться сегодня у нее, потому что ей как-то не по себе. Не хочется ей и просто попробовать винца. Да и кусок в горло не лезет. Юрку она накормила. Бутербродами с чаем. Чем могла. Сама же есть отказалась.

Юрка жевал бутерброды, поглядывая на гвоздички, которые в конце концов оказались в вазе, на бутылку вина, одиноко стоящую в центре стола, и вспоминал пельмени в морозилке у себя дома.

— Давай их хоть уберем в холодильник, — сказал он, когда Инга пригласила его к столу. — Вон на них написано: после вскрытия продукт хранить в холодильнике не более суток.

Их! В холодильник! Инга смутилась. И не позволила сделать этого. Тогда Юрка осторожно прикрыл крышку, но не до конца, и поставил банку на подоконник.

Спать Юрка не мог. Он полежал с час, поворочался. Понятное дело, глупость какая. Надо встать и залезть к Инге под одеяло. Там все и случится. Отчего-то так поступить он не мог. Не хотел брать нахрапом, хотел, чтобы все было romantique. Хотя ему на романтику в общем-то наплевать, но для Инги… Она же женщина, и все должно быть если не романтично, то по крайней мере не столь primitif — встал, залез под одеяло… Во-первых, это некрасиво…

Почему-то Юрка был уверен, что Инга тоже не спала. Но не спала по другой причине. По причине этих самых дурацких консервов. Вот ведь парадокс. Именно они, эти кильки в томате, были причиной того, что он оказался у нее. И именно они были причиной другого — что он не может оказаться сейчас в ней.

Цербер у будки. Юрка представил себя трехголовой собакой. Все три головы его, Юрки, с его, Юркиным, лицом. Можно, я буду твоей верной собакой ? От этой мысли стало совсем противно. Он осторожно поднялся. Втиснулся в розовый халат, который ему любезно дала Инга сходить в душ. Издевательство прямо. Стараясь не шуметь, вышел на кухню. Включил светильник на прищепке.

Закурил. Прикрыл дверь, чтобы не тянуло в комнату.

Положение глупейшее. Сидеть ночью на кухне, курить, когда…

Ты же ведь… Сказала и так смотрела ему в глаза. Конечно, нет. Исключительно по-дружески. D’une maniere amicale.

Юрка содрал обертку с бутылочной пробки, отыскал штопор. В любом случае это выход: усну либо на кресле, либо на диване.

Вино пил из чашки. После первой подумал: неплохо бы что-нибудь еще съесть. На глаза попались только консервы. Открытая банка стояла на неоткрытой. Крышка верхней слегка топорщилась. Юрка переставил ее на стол. Приоткрыл крышку. Маленькие мальчики были на месте. Да и куда они с подводной лодки… Юрка налил еще вина. Затянулся сигаретой. Отчего-то выпустил дым в сторону, а не перед собой.

Он смотрел в банку сквозь призму легкой нетрезвости. Мальчики, такие же, как и пару часов назад, только вот слегка обветрились. Или это только кажется… Он штопором подцепил верхнего, приподнял. Под ним лежал такой же, весь в томатном соусе. В белой рубашке, черных шортиках с лямками. Из-под белой панамы аккуратной линией виднелась челка. Опустил верхнего обратно, осторожно, будто боялся сделать больно обоим. Вытер пальцы о кухонное полотенце. Вдруг представил себя таким вот, в банке, в томатном соусе. Да лучше, в конце концов, так, чем цербером у ног. En rester comme une tomate! Rouge comme une tomate.

Юрка поднял банку, заглянул на днище, где должна быть дата изготовления.

Ну вот — просроченные. Железный повод обратиться в магазин: торгуют просроченным товаром. И пусть они с этими мальчиками делают что хотят. Удивляются, недоумевают, кумекают, устраивают расследование, находят крайних…

Сделал еще пару глотков. Пепел с сигареты упал в банку, прямо на лицо мальчику, что лежал у самого бортика. Юрка мизинцем протер мальчику лицо. Кожица на лице под пальцем немного заморщинилась. Лицо мальчика оттого стало совсем не детское, а какое-то уж совсем из фильма ужасов.

Юрка затряс кистью, словно стараясь стряхнуть с мизинца впившегося в него мальца. Отпил еще вина. И поставил перед собой вторую банку консервов. Точно такая же. Судя по этикетке. И по просроченной дате.

Консервный нож вскрыл вторую банку с килькой.

Юрка затушил сигарету под струей воды. И только потом осторожно отогнул крышку.

Машинально достал новую сигарету, щелкнул зажигалкой. Когда дым от первой затяжки рассеялся, Юрка произнес:

— М-да, charmant.

В банке рядком лежали не кильки. И даже не маленькие мальчики. А маленькие девочки. В темных платьях, в белых фартучках и гольфах, с белыми бантами. С закрытыми глазами. Залитые, так же как и мальчики, томатным соусом.

Юрка сдвинул обе банки. Развернул, чтобы содержимое обеих имело одинаковое направление. Произошедшее уже казалось логичным. Раз были мальчики, то должны быть где-то и девочки.

Инге в самом деле не спалось. Она долго ворочалась. Ей неожиданно захотелось, чтобы Юрка сел на пол возле дивана и взял ее за руку. И ей даже показалось, что так оно и случилось и Юрка держит ее руку, а сидят они в большом зале кинотеатра, а по проходу идет известный актер Гробченко, еще более длинный, чем он есть на самом деле, и играет на маленькой, величиной с коробку из-под ботинок, гитаре. И поет что-то из песен Цоя, заметно не попадая в ноты. Вдруг он останавливается и смотрит на Ингу. И тут же перестает петь, как будто смутившись. И Инга увидела, что в смущении он мнет, словно тряпку, гитарку. И тут Инга поняла: на актере черные с лямками шортики, белая рубашка, белые гольфы и белая панамка. Гробченко покраснел, развернулся и побежал. Но споткнулся и с грохотом упал в проходе. Инга проснулась.