Владимир Плахотин - Браслет

Его одного вспышка оставила равнодушным.

Короче, планета ещё издали начала задавать загадки. Явно было заметно, что атмосферы она не лишена, однако ничего, сколько-нибудь похожего на рельеф, не наблюдалось. Никаких тебе гор, морей и океанов, не говоря уже об островах, материках и прочей географической начинке. Ну да это ладно, с кем, как говорится, не бывает. Но поражало другое: чем ближе мы подлетали, тем всё более отчётливее казалось, что поверхность планеты покрыта... рыбьей чешуёй! Поначалу она смотрелась однообразным серым покрытием, слегка отливавшим стальным блеском, но когда планета раскинулась под нами во всю ширь, удивлению нашему не было предела: вся, абсолютно вся видимая поверхность загадочной планеты представляла собой обширное поле, состоявшее из ровных рядов ячеек, формой своей, действительно, напоминавших рыбьи чешуйки.

- Сооружение интересное, - прокомментировал Пашка. - Одна штука. Цена - двадцать пять копеек.

Насчёт цены он, конечно, хватил, но это, действительно, было Сооружение. И явно искусственного происхождения. В этом сомнений не возникало. Видно, как говорится, невооружённым взглядом. Всю планету занимал единый циклопический комплекс, о назначении которого мы могли строить только самые нелепые догадки. Чем я и мои спутники не преминули тотчас же заняться.

А таинственная планета всё приближалась. Наконец, мы зависли в нескольких десятках метров над одной из "чешуек", если так можно было назвать гигантский монолит, отполированный до зеркального блеска и раскинувшийся под нами от горизонта до горизонта в какую сторону ни посмотри. Абсолютно ровная идеальная поверхность, в глубине которой полыхало слепящее отражение местного солнца.

Приглядевшись, я обратил внимание своей команды на фактуру материала, из которого состояла плита.

- Будто пчелиные соты... - отозвался Санька.

Действительно, шестигранники, плотно пригнанные друг к другу, походили на пчелиные соты, только каждая из ячеек имела в диаметре метров пять-шесть.

- Каковы ж тогда здешние пчёлы? - схохмил Пашка. - А дядька-пчеловод?

Никто его ответом не удостоил. Я двинул наш "пятачок" вперёд. Ячейки-соты дёрнулись, поплыли под нами и слились в единую серую массу. Ровная, как стол, однообразная поверхность ничем не выдавала нашего движения. Казалось, "пятачок" завис над полем неподвижно. Я уж собрался поддать газку, но тут, недосягаемая до этого, линия горизонта резво скакнула нам навстречу и мы притормозили над краем обрыва, прямой линией уходившего до самого горизонта влево и вправо от нас. Далеко внизу стелилась такая же идеальная, ничем не замутнённая зеркальная равнина, над краем которой мы висели. Надо полагать, это была соседняя "чешуйка".

- И так до бесконечности, - резюмировал Санька. - Похоже, что в этом королевстве кривых зеркал никто не обитает.

- Зеркала-то как раз тут ровные, - вздохнул Пашка с кислой миной. - Такие ровные, аж противно. Так и хочется чем-нибудь... - Он сделал выразительный жест: - Чтоб хозяева сбежались.

Санька поддел его:

- О! Истинный представитель Хомо Сапиенс! Вы, сударь, извините за откровенность, в душе просто хулиган!

- От Хомы слышу! - окрысился Пашка. - Не пеняй на зеркало!

- Ладно вам! - улыбнулся я. - Давайте обследуем обрыв. Может, там чего?..

- Всё-таки интересно, - сказал Санька, заглядывая в бездну, - почему одно поле выше другого?

- Эт' чтоб с парашютом туда! - осклабился Пашка.

В отличие от Пашки, я ответа не знал, а потому просто пожал плечами и наш "звездолёт" стал медленно опускаться вниз в двух-трёх метрах от гладкой, как моя лысина, стены. Только вот лысина и то имела хоть какую-то растительность и неровности, а здесь был идеальный срез, будто отсечённый гигантским ножом. И не было той плоскости ни конца, ни края. Лишь внизу расстилалось новое поле, тоже не отличавшееся миниатюрными размерами.

- Километра три будет, - прикинул Пашка высоту стены.

Я согласился, а Санька задумчиво произнёс:

- Вот смотрю всё время на эти зеркала и думаю: что-то в них не так, чего-то не хватает. И только сейчас дошло.

- Ну?

- Да отражения нашего!

- Вот, кстати, тебе и ответ, - сказал я Пашке, - есть ли на том конце передающее устройство. Мы бы видели его отражение.

Пашка развёл руками:

- Тогда я вообще не понимаю, как работает эта фиговина!

- А тут и понимать ничего не надо, - ласково погладил я "фиговину". - Дали - пользуйся!

- Знать-то всё равно хочется...

- Много будешь знать, умным станешь. А это вредно. Смотри вон, уже приземляемся.

- "Приземляемся"! - хмыкнул Пашка. - Где ты тут землю-то увидел?

- Ну тогда - "призеркаляемся"!

До нижнего поля уже оставалась пара сотен метров. На глаз, конечно. Определить расстояние до зеркала при отсутствии отражения, скажу я вам, довольно затруднительно. И, только когда шестигранные ячейки увеличились приблизительно до того же размера, что и на вертикальной стене, я затормозил.

Ничего нового мы не увидели. Всё та же отполированная стена. Даже линия стыка вертикальной и горизонтальной плоскостей не представляла из себя ничего интересного. Прямая линия. Хоть по линейке проверяй.

- Ну и откопали мы планеточку! - пожаловался Пашка. -Тундры-лианы! - И цыкнул: - Чего дальше-то?

- Давай хоть по поверхности выйдем потопчемся, - предложил я. - Разомнёмся.

Санька поёжился:

- А копыта не отбросим? Как там насчёт дыхалки?

- Сейчас узнаем. Ну-ка, Сезамчик, что за атмосфера снаружи?

По экрану побежали цифры: содержание кислорода, азота, ещё там чего-то.

- Ты мне проще скажи: дышать там как, можно?

"В принципе - да", - откликнулся браслет.

- Ну вот, другое дело! - сказал я и встал с насиженного места. - Идём, что ли?

- Не нравится мне это "в принципе", - пробурчал Санька.

- Э! Да чего там! - потянулся Пашка и хрустнул сцепленными кистями рук. - Открывай! Размяться не помешает!

Я уравнял поверхности "пятачка" и планеты.

- Сезам, откройся!

В лицо пахнуло свежим воздухом. Даже, по-моему, очень свежим. Как после грозы.

- Озончиком попахивает! - принюхался Пашка, помахивая ладонью, как веером, и первым ступил на зеркальную поверхность.

И тут произошла удивительная вещь. Я сказал, что он ступил на поверхность, но это выглядело не совсем так. Между подошвами его туфлей и поверхностью планеты так и осталось сантиметров десять, а он стоял прямо в воздухе и растерянно смотрел себе под ноги.

- Мягкое чего-то, - доложил он нам, криво улыбаясь. - И зудит!

Но стоило ему пошевелиться, как ноги его разъехались, он упал на спину и, глупо хихикая, в таком вот положении поплыл от нас в направлении вертикальной стены. Похоже, при падении он совсем не ударился, потому что голос его был радостно возбуждён: