Владислав Выставной - Запредельность

Молчавший до этого арбитр вздрогнул, огляделся, словно не понимал, как очутился здесь, в густой траве под синим небом, и заявил, глядя в горизонт:

– Никто не должен сомневаться в основах веры! С нами Спаситель – а значит, мы все спасены! Слава Спасителю, вечная благодать мессии!

На этом его запас красноречия иссяк. Арбитр ссутулился, поник и сел прямо на траву, продолжая неподвижно глядеть в одну точку. Конрад равнодушно посмотрел на него и отвернулся.

– Не будем делать преждевременных выводов, – продолжая разглядывать цветок, сказал Лекс. – Сначала надо поговорить с теми, кто больше других знает о Конце Сущего… Ведь ради этого я оказался здесь.

– Так давайте найдем этих людей! – нетерпеливо сказала Джи. – Я уверена – если мы сумеем разобраться в первопричинах, то и с войной можно будет покончить..

Конрад едва заметно улыбнулся.

– Если бы все было так просто… – проговорил он. – Вера и логика – что может быть несовместимее. Впрочем, Спаситель здесь – а, значит, у нас есть надежда.

Холодок пробежал у Лекса между лопатками. Он снова ощутил на плечах неподъемную ношу. Среди зеленых лугов и бескрайних лесов трудно всерьез думать о спасении Вселенной. Напротив – здесь остро понимаешь силу природы, которой нет никакого дела до слабых человеческих усилий…

Порыв ветра ударил в спину: со свистом, переходящим в глухой рев, корабль поднимался в небо. Ну вот – они в ловушке. Беспомощные, одинокие, на дикой, отвергшей разум планете.

Об этом, наверное, думала и Джи, прижимаясь к Лексу, испуганно глядя в след улетающему кораблю – последней ниточке, связывавшей ее с привычным миром. Теперь оборвалась и эта тонкая, иллюзорная нить. Остался лишь он – тот, кого она успела полюбить, и который, по странной иронии судьбы, сам явился из мира, еще более чуждого, чем обитель давно уже привычных врагов…

Конрад совершенно не разделял страхов своих спутников. Упершись в бока крепкими руками, он с прищуром оглядывал окрестности, словно ожидая чего-то. Над головой носились птицы, в траве что-то шуршало, чирикало и трещало, и хотелось, чтобы так продолжалось вечно – и не происходило ничего, что могло бы нарушить величественное спокойствие природы…

– А вот и транспорт! – сказал Конрад. – Посадку, конечно, заметили, но я не думал, что они так скоро.

– Едут! – оживился арбитр, с кряхтением подымаясь и суетливо отряхиваясь.

Лекс недоуменно озирался, пытаясь обнаружить тот самый «транспорт». Не сразу заметил он то, что приближалось сюда – слишком медленно оно двигалось. Когда, наконец, появилась возможность рассмотреть, что это такое – Лекс понял: реальность превзошла самые смелые его ожидания.

Транспортом оказалась большая повозка с огромными деревянными колесами, округлым плетеным верхом, запряженнае парой крупных, неповоротливых животных. Пришлось изрядно покопаться в памяти, прежде, чем удалось вспомнить, как они называются.

Волы. Что-то из забытой, темной старины, той, о которой он помнил лишь пару строк в школьных учебниках, да обрывки каких-то книг и фильмов.

– Ой… – удивленно произнесла Джи. – Какие они… странные…

Мельком подумалось, что для жительницы благоустроенной Ассоциации зрелище должно быть еще более удивительным.

Вскоре со стороны приближающегося экипажа донеслись звуки – скрип колес, позвякиваение колокольчика, тяжелое фырканье зверей, следом донесся и запах – не то, чтобы совсем уж отвратительный, однако же, всерьез намекающий на предстоящие испытания.

Послышались окрики возницы, повозка остановилась. На землю, придерживая бесформенную соломенную шляпу, тяжело соскочил мешковато одетый тучный человек. Неспешно, в развалочку, подошел к прибывшим. Сказал лениво, глядя куда-то в сторону:

– Доброго денечка вам, люди добрые… Вас, что ли везти?

Лекс не смог сдержать улыбки: в лице незнакомца явственно проступали черты старого знакомого – зануды Никоса, научного консультанта с «Зевса».

Конрад усмехнулся, сказал негромко:

– Ты что, увалень, ослеп, что ли? Не видишь, кто перед тобой?

Возница, прищурившись, посмотрел на Конрада и его спутников: они стояли как раз против солнца. Впрочем, и на этот раз он ничуть не смутился и сказал ничуть не изменившимся тоном:

– А… простите, ваша милость. Не разглядел вас против солнышка-то. Ну, не серчайте, не со зла я. Все знают, что Ян – не ума палата, и никто на него не сердится, да и я ни на кого не сержусь. Ежели рассудить здраво, то в простом человеке не ум главное, а трудолюбие и обходительность…

– Хорош болтать, дурень!

– Не извольте гневаться, ваша милость, а извольте проследовать в повозочку… И вас милости просим, господа хорошие, туда же, в повозочку. И вас, барышня тоже. Для того я и приехал, чтобы вас на повозочке отвезти. Все-таки, путь не близкий, и на повозочке куда как приятнее ехать, нежели ногами топать. Так это простому человеку идти тяжко – а каково же господам или, скажем, вот такой нежной барышне? Нет, это никак невозможно – природа у господ такая, что ходить они не приучены. А куда нам против природы? Против природы нам никуда….

Свою бесконечную речь толстяк продолжал уже, когда повозка разворачивалась, чтобы двинуться обратно по продавленной в траве колее.

В неказистую тесную «кабину» залезли не без труда, уселись прямо на груду ароматного, колючего сена. Еще здесь были какие-то полупустые мешки и глиняные кувшины. Лекс выбрал себе место «на корме» повозки – так, чтобы можно было свесить ноги. Джи устроилась прямо за спиной, обняв и положив голову ему на плечо. Арбитр затравленно сжался поцентру. Конрад примостился рядом с возницей.

Плетеный навес над головой раскачивался и скрипел. Скрипело в повозке все, словно сделано было не для езды, а для исполнения странной скрипучей мелодии, которой подпевали своими всхрапываниями и звоном колокольчиков волы.

Вскоре, однако, скрип перестал раздражать, и Лекс ощутил, что впал в какой-то удивительный транс: дорога из-под ног уползала вдаль медленно-медленно, и все здесь было так же тягуче, как и неторопливый ход волов. Этот мир находился в удивительном, сонном состоянии и ему не было дела до космических скоростей и неуклонно подползающей зловещей даты…

Трудно сказать, как долго они ехали – ориентироваться в таком темпе было непросто. Но закончился луг, прополз мимо лес, потянулись поля. В гуще злаков замелькали сгорбленные фигуры, все чаще по разбитой дороге навстречу стали попадаться люди. Словоохотливый возница никого не обделял вниманием, степенно здороваясь и находя для каждого особое слово:

– Здравствуй, Марта! Как дочка? Не хворает уже? А сестрица как – не разрешилась от беремени? Что-то давно не видел ее – а как гулять любила… Приветствую, кум! Куда запропастился? Ну, заходи, разопьем кувшинчик – если жена позволит, хе-хе… Мое почтение, господа кузнецы! Должок за мной, помню, как же… Эй, малый, чего под колеса лезешь, рук-ног не жалко?! Эх, молодежь… Доброго здравия, святой отец!