Роберт Силверберг - Симбионт

— Конечно, — подхватил я, — Бетельгейзе такая огромная, такая интенсивная, что практически в любой точке системы ты находишься внутри ее атмосферы…

— Есть еще планеты, — вклинилась Элисандра. — На этой неделе они так расположены, что ты сможешь увидеть около дюжины…

— Отелло, Фальстаф, Зигфрид, может, Вотан…

— Карта на потолке кабины…

— Пять газовых гигантов с массой вдвое больше Юпитера. Присмотрись к Вотану, у него одного есть кольца…

— И Изольда, ее невозможно не заметить. Она еще краснее, чем Бетельгейзе, как налитой кровью глаз…

— С одиннадцатью красными лунами, но без фильтров их не разглядеть…

— Отелло и Фальстаф. Судя по картам, Аида тоже…

— А еще целая куча комет…

— Астероиды. Как мы считаем, в результате гравитационного возмущения там столкнулись две планеты…

— И эйнштейновское отклонение, это очевидно…

— Крупные солнечные вспышки…

— Вот мы и пришли, — сказала Элисандра.

Мы находились на взлетной палубе. Перед нами возносилась сверкающая металлическая стена. Элисандра активировала люк, и стали видны маленькие «санки»: полированное, сужающееся к одному концу судно с «лягушачьим» носом и невысоким бугорком в центре. «Санки» стояли на рельсах, над ними аркой изгибались витки пусковой установки, в данный момент испускавшие голубовато-зеленое свечение, что свидетельствовало об отсутствии заряда. Все работало автоматически. Мы должны были лишь посадить Фазио на борт и дать сигнал на взлет. Об остальном позаботится орбитальная программа, которую Элисандра рассчитала и ввела раньше.

— Для тебя это будет главное путешествие жизни, парень! — сказал я.

Фазио кивнул. Глаза у него слегка остекленели, ноздри подрагивали.

Элисандра включила управление предполетной подготовкой. Крыша «санок» открылась, и механический голос из громкоговорителя на палубе начал объяснять Фазио, как забраться внутрь и пристегнуться для взлета. Руки у меня заледенели, в горле пересохло. Тем не менее я чувствовал себя на диво спокойным, учитывая ситуацию. Это убийство? Технически говоря, да. Однако я нашел этому другое название. Эвтаназия. Сведение кармического счета. Искупление давнего греха и исполнение обещания. Для него — освобождение после десятилетнего пребывания в аду, для меня — освобождение от не столь мучительной, но все-таки жгучей душевной боли.

Фазио подошел к узкому входному люку «санок».

— Постой-ка. — Я схватил его за руку. Мне хотелось полностью свести счеты.

— Чолли, — произнесла Элисандра.

Я проигнорировал ее предупреждение и обратился к Фазио:

— Я должен сказать тебе кое-что, прежде чем ты уйдешь. Он бросил на меня странный взгляд, но промолчал.

— Я все время повторял, что не застрелил тебя, когда синсим проник в тебя, потому что у меня не хватило времени, так как медики прилетели слишком быстро. Отчасти это правда, но в целом пустая болтовня. У меня просто не хватило мужества.

— Чолли… — повторила Элисандра, на этот раз с раздражением.

— Еще одна секунда, — сказал я ей и снова повернулся к Фазио. — Я глядел на тебя, глядел на свой тепловой пистолет и думал о синсиме. Но не мог сделать этого. Стоял там с пистолетом в руке и не предпринимал ничего. А когда приземлились медики, было слишком поздно… я чувствовал себя такой дрянью, такой трусливой дрянью…

Лицо Фазио пошло пятнами. Красные круги синсима сверхъестественно сверкали в его глазах.

— Сажай его в «санки»! — закричала Элисандра. — Эта штука вот-вот возьмет контроль над ним, Чолли!

— Олигабонгабоо! — залепетал Фазио. — Унгабаноо! Ловуш-кака!

И он в ярости кинулся на меня.

Я был тяжелее его на тридцать килограммов, но он едва не сбил меня с ног. Тем не менее я ухитрился устоять. Он отскочил от меня и стал разворачиваться, но Элисандра вцепилась ему в руку. Он с силой ударил ее ногой, она отлетела в сторону, но я сзади обхватил его согнутой рукой за горло, а Элисандра подползла по полу и стиснула его ноги. Теперь мы смогли поднять Фазио и попытаться запихнуть в «санки». Но даже так удержать его оказалось нелегко. Мы вдвоем боролись против одного тощего, выгоревшего изнутри человека, но он извивался, изгибался и корчился, словно какой-то дьявол. Он царапался, колотил ногами и локтями, плевался. Глаза у него горели. Каждый раз, когда мы подталкивали его чуть ближе клюку «санок», он умудрялся оттащить нас от него. Мы с Элисандрой выдыхались, и я подумал, что долго нам не продержаться. Это не Фазио сражался с нами, это синтетический симбионт, выведенный в лаборатории овоидов, пытался спастись от огненной смерти. Бог знает, какие чужеземные гормоны он закачивал в кровеносную систему Фазио. Бог знает, как он перестроил его кости, сердце и легкие в целях достижения большей эффективности. Если Фазио удастся вырваться, я не знал, кто из нас выйдет из дока живым.

Но ему нужно было дышать. Я все сильнее сжимал его горло, чувствуя, как хрустит хрящ. Плевать. Я хотел одного — запихнуть Фазио в «санки», мертвого или живого, и дать ему наконец покой. Ему и себе. Я сжимал туже… туже…

Фазио захрипел, а потом издал отвратительный булькающий звук.

— Ты его прикончил, — сказала Элисандра. — Да. Да.

Тем не менее я продолжал сжимать его горло, и он обмяк, хотя мышцы по-прежнему яростно, конвульсивно подергивались. Тварь внутри него все еще рвалась в бой, однако сейчас в легкие почти не поступал воздух, и мозг начал испытывать нехватку кислорода. Мы с Элисандрой медленно протащили Фазио последние пять метров до «санок»… подняли клюку… принялись запихивать внутрь…

Тело Фазио сотрясла небывалая по силе конвульсия. Умудрившись наполовину повернуться, несмотря на мою хватку, он оказался лицом к лицу с Элисандрой, и на его губах возник пузырь чего-то серого, блестящего. На одно короткое мгновение время остановилось. Потом все снова пришло в движение. Пузырь лопнул; фрагмент какой-то ткани вырвался оттуда и проскочил короткое расстояние между губами Фазио и Элисандры. Симбионт перед лицом смерти выбросил частицу себя, чтобы найти нового «хозяина».

— Чолли! — взвыла Элисандра, отпустила Фазио и отшатнулась, будто ей плеснули в глаза кислотой.

Ногтями она скребла лицо, пытаясь отодрать маленькую серую скользкую штуку, облепившую ей рот и почти мгновенно выбросившую две блестящих псевдоподии, проникшие в ноздри. Я не знал, что симбионт способен вот так выпускать отростки. Надо полагать, никто этого не знал, иначе таким, как Фазио, не позволяли бы разгуливать на свободе.

Я хотел завопить, хотел расколотить все вокруг. Я хотел заплакать. Но ничего этого я не сделал.

Когда мне было четыре года — мы жили тогда на Бэкгаммоне, — отец купил мне у торговца на Вихревом мосту маленький вихревой кораблик. Это была игрушка, чтобы запускать в ванной, хотя она имела все стабилизирующие распорки и кронштейны в миниатюре. Мы стояли на мосту, мне ужасно хотелось посмотреть, как кораблик работает, и я бросил его через поручни в водоворот. Конечно, он мгновенно исчез из виду. Удивленный и огорченный тем, что кораблик ко мне не вернулся, я обратился за помощью к отцу. Однако он подумал, что я бросил его подарок в водоворот ради шалости, и одарил меня испепеляющим, полным черной ненависти взглядом, который я никогда не забуду. Я проплакал полдня, но это не помогло мне вернуть кораблик. Я хотел заплакать и сейчас. Несомненно, происходило что-то абсурдно несправедливое, и я снова почувствовал себя четырехлетним, но не к кому было обратиться за помощью. Я остался один.