Роджер Желязны - Витки

Наконец он глубоко вздохнул, поглядел на меня и сказал:

— Знаешь, тебе не мешало бы побриться.

Я кивнул.

— Не захватил с собой своего парикмахера.

— Подожди минутку. — Кэтлам наклонился, открыл свою дорожную сумку и, покопавшись там, достал пластиковую одноразовую бритву с маленьким тюбиком мыльного крема. Он положил их на стол и подтолкнул в мою сторону. — Я на всякий случай всегда таскаю с собой несколько таких штуковин. Похоже, ты как раз такой случай.

Он налил себе еще одну чашку кофе.

— Спасибо, — сказал я, подбирая с тарелки последние съедобные крохи и, поглядев в сторону туалетной комнаты, добавил: — Пожалуй, я твоим предложением воспользуюсь.

Когда я умылся, побрился и причесался, из зеркала на меня взглянул человек вполне приличного вида, сытый и даже отдохнувший. Удивительно! Я выбросил использованное лезвие и вернулся в зал.

Кроме чека, на столе ничего не было.

Я рассмеялся, как не смеялся уже давно, и даже не рассердился на Кэтлама, потому что мне следовало догадаться, что именно этим дело и кончится. Однако у меня возникло такое чувство, словно я потерял нечто большее, чем деньги.

И в шашки он играл действительно великолепно.

Дальше, дальше… под голубой оболочкой неба, со свистом ветра, задувавшего в шлем… Крепко держась за руль, я двигался с неизменной скоростью по своей полосе. Мотоцикл вел себя превосходно.

Городок я нашел именно там, где сказал Кэтлам, чуть дальше по дороге. И я действительно купил там новые брюки, рубашку и пиджак. Однако, кроме нескольких магазинов, городок не мог предложить почти ничего. Прокат автомобилей оказался закрытым, и я не сумел найти ни владельца, ни менеджера. Впрочем, по зрелом размышлении я решил, что это к лучшему: по крайней мере у меня появилось время подумать.

По дороге в город я миновал небольшой мотель на окраине. Можно было бы снять комнату, и один только душ окупит все расходы. Поскольку я отоспался днем, в сон уже не тянуло, но мне казалось, что лучше будет скрыться на время куда-нибудь от посторонних глаз, а прятаться в лесу за городом совсем не хотелось.

Когда я сказал, что буду платить наличными, и клерк увидел, что у меня нет багажа, он попросил деньги вперед. Я, разумеется, согласился, сообщив ему вымышленное имя и адрес за пределами штата, и получил комнату. Затем вымылся и растянулся на кровати.

Все еще чувствуя себя неспокойно, я перебирал в памяти события последних дней — долгую одиссею от островов Флорида-Кис, через Багдад и дальше, до настоящего момента. Думал о Коре. Я знал, где она, и чувствовал, что пока она в безопасности. Мертвый заложник — это в конце концов не заложник, а пытать ее имело бы для них смысл только на моих глазах. Барбье наверняка предпочел бы заполучить меня обратно, чтобы я снова работал на него. Этой части нашего разговора в Филадельфии по крайней мере можно было верить. Однако, в случае неудачи, он скорее отправил бы меня на тот свет. Больше всего Барбье боялся, что я пойду со своим рассказом в Управление юстиции. Я даже представлял, как в доказательство своих слов демонстрирую на суде разные трюки с компьютерами. Конечно, Барбье такое не понравилось бы. И пока Кора была в их руках, он знал, что этого не случится. Видимо, Барбье будет держать Кору в живых до тех пор, пока не заполучит мертвого Белпатри. Надо полагать, он уже понял, что я не вернусь.

До сих пор мне удавалось остаться в живых, только используя новую, активную сторону своего паранормального дара. Барбье оказался не готов к такому повороту событий, и я не сомневался, что результаты его обеспокоили. Однако не менее отчетливо я понимал, что теперь мне до самого конца путешествия придется полностью полагаться на эту свою способность как для обороны, так и для нападения, — чтобы выводить Барбье из равновесия и всегда быть впереди.

Утром я намеревался взять на прокат машину, но, как обстоятельства совсем недавно напомнили мне у стойки дежурного в мотеле, в таких случаях нужно либо платить наличными, либо пользоваться кредитными карточками. Однако наличных оставалось не так уж много, а на всех моих кредитных карточках значилось ДОНАЛД БЕЛПАТРИ.

Не бог весть какая проблема, решил я вначале, вспомнив полицейского с маленьким компьютером, который проверял у меня документы в Филадельфии. Независимо от того, что значится на карточке, я всегда могу изменить информацию, которую прочтет машина.

Однако… Этим проблема не исчерпывалась.

Прежде всего, просто изменить недостаточно. Он должен быть изменен таким образом, чтобы машина прочла нечто вразумительное. В противном случае передающее устройство получит сигнал о неверной информации, и у меня будут неприятности.

Далее, на всех карточках написано мое имя. И хотя это ничего не значит для банковского компьютера, который интересуется только номером счета, человек, вводящий информацию при оформлении покупки, заметит имя владельца и, без сомнения, оставит запись о трансакции в своем местном компьютере. Что совершенно неприемлемо, раз «Ангро» ищет меня столь активно.

Я взглянул на одну из своих кредитных карточек: тисненые буквы и цифры были выполнены таким образом, что мне вряд ли удалось бы сильно их изменить. Однако я сумел соскрести выпуклые значки кончиком ножа — теперь они не будут отпечатываться на бумажных копиях, которые иногда подкладывают в кассовые аппараты. Места с пропущенными буквами я затер пальцем, чтобы они меньше бросались в глаза…

Избавился я от трех букв: Б в начале фамилии и РИ в конце.

Получилось ДОНАЛЬД ЕЛПАТ, и я решил, что этого будет достаточно. Люди обычно не очень внимательно смотрят на карточку, разве только, чтобы убедиться, что она подписана и все еще действительна.

Перевернув карточку, я взглянул на свою подпись: обычная неразборчивая закорючка. Как раз то, что надо. Я добавил туда еще несколько росчерков, и теперь никто уже не смог бы утверждать, что там написано не Доналд Елпат.

Занимаясь всем этим, я попутно выдумывал простой набор биографических данных для своей новой личности.

Покончив с карточкой, я задумался о номере счета: далеко не всякий номер мог подойти. Если бы я изменил сигнал карточки Елпата на какой-то другой, который в настоящий момент не использовался, компьютер немедленно отказал бы в кредите. Выбрав же номер, соответствующий реальному счету, с которым что-то не в порядке — например, неуплата владельцем крупной суммы или что-нибудь еще, — я опять остался бы без кредита.

Задумавшись о номерах счетов, я сразу же вспомнил «старый добрый» 078-05-1120. Еще в тридцатые годы, когда прошел Акт о социальном обеспечении и были выпущены первые карточки, один из производителей кожаных бумажников, чтобы продемонстрировать лишенным фантазии покупателям, как ими пользоваться, вложил в небольшое закрытое целлулоидом отделение бумажника копию кредитной карточки. Немного переоценив человеческую сообразительность, он не догадался снабдить каточку надписью: «Образец». На копиях, которые вставлялись в бумажник, значился номер счета социального обеспечения его секретарши. Позже она прославилась тем, что стала единственным человеком в истории программы социального обеспечения, чей номер был упразднен и заменен другим. И все это потому, что люди действительно пользовались карточками, а их вместе с бумажниками продали многие тысячи. Еще долгие годы на этот счет поступали налоги, и даже поколение спустя налоговая служба по-прежнему получала сведения о денежных перечислениях с этим магическим номером со всех концов страны, потому что с карточками так до конца и не разобрались. Видимо, и сейчас, через шестьдесят лет, они все еще получают время от времени эти номера в финансовых отчетах.