Тим Скоренко - Вдоль по лезвию слов (сборник)

Несмотря на многочисленные подписки о неразглашении, нам не доверяли. Каждый инженер ракетного отдела знал лишь свой узкий сегмент. Но слухами земля полнится, и в какой-то момент я всё-таки узнал дату первого запуска ракеты – одиннадцатое июня тысяча девятьсот двадцать девятого года. Более того, я прослышал, что в ракете будет сидеть пилот-человек. «Первый человек в космосе» – это звучит гордо. Конечно, СССР всё-таки получил своего первого космонавта тридцатью годами позже. Но в конце двадцатых это стало бы совершенно невероятным достижением.

Весной двадцать девятого, когда сошёл снег, ракету поставили в положение, подразумевающее возможность запуска. Надо сказать, что я имел доступ только к радиоаппаратуре и половины узлов конструкции Маслаченко не видел и в глаза.

Но к тому времени заметно изменилась политическая ситуация. Власть Сталина укреплялась, постепенно становясь единоличной. Бумага от Ленина всё ещё защищала Бекаури, но с каждым днём покойный вождь становился всё слабее и слабее, уступая место власти живых. В конце двадцатых чистки стали заметными, многие предприятия подвергались проверкам, директора заводов снимались с должностей и исчезали в подвалах ГПУ. В мае двадцать девятого года проверки не избежало и Остехбюро.

На тот момент Остехбюро работало довольно вяло, разве что начались испытания трофейного танка «Рено», управляемого по кабелю. Работы над катерами и самолётами шли в основном на бумаге, поскольку львиная доля нешуточного бюджета Бекаури уходила на ракетное отделение. Последний фактор и вызвал проверку сверху.

К тому моменту ракета в принципе была готова к пуску, оставались лишь контрольные работы. Чтобы реально запустить её, хватило бы двух-трёх дней в авральном режиме. Подготовили даже пилотскую кабину. Согнувшийся в три погибели космонавт, в общем, ничем не управлял. Его задача была – присутствовать в космосе, закрепить советскую власть на орбите. Полететь могла хоть обезьяна.

Пока работники ГПУ собирали необходимые документы и выбивали из высшего начальства разрешения на полную проверку сверхсекретных отделений Остехбюро, Бекаури с Маслаченко и десятком специалистов отбыли в ракетное отделение. Проверки в основных отделах Остехбюро свалили на нас. О том, что я работал в ракетном, в общем, тоже никто не знал. По крайней мере, никто из проверяющих.

Двадцать восьмого мая тысяча девятьсот двадцать девятого года меня выволокли из-за стола, приставили к голове пистолет, продемонстрировали разрешение на проверку всего Остехбюро от первого до последнего угла и сказали: «Показывай дорогу». Что мне оставалось делать? Нас, знавших местоположение ракетного отделения, в основном отделе оставалось четыре человека. Всех четверых распихали по чёрным «Фордам» ОГПУ – и мы поехали за город.

Что же мы увидели, когда прибыли? Радушно встречающего делегацию Бекаури. Он с безмятежным видом водил проверяющих по коридорам ракетного отделения, демонстрировал наработки и детали. Только самой ракеты не было – для тех, кто не знал, куда смотреть. Я же видел всё. Я видел странные пятна сажи на стенах ангара, видел осыпавшуюся ржавчину (это значило, что раздвижная крыша открывалась) и пустые бочки из-под топлива (когда я уезжал, они были полны).

Они запустили ракету. И, судя по отсутствию Маслаченко, именно он был её пассажиром.

Бекаури избежал проблем – в тот раз. И – честь ему и хвала – отмыл нас всех. Проверка схлынула. Чем он объяснил дефицит бюджета, я не знаю. Возможно, в очередной раз сработала легендарная ленинская бумага. Возможно, за него вступился тогдашний начальник ВМС РККА Муклевич, бывший машинист, тёмный и восторгавшийся работами Бекаури. С начала тридцатых Остехбюро вернулось к основной деятельности, и уже к тридцать второму году мы оснастили телеаппаратурой первый танк Т-26. Если за твоей спиной стояла армия, ты мог быть спокоен.

Меня арестовали в тридцать седьмом. В сорок первом отправили на войну, после победы реабилитировали, в сорок шестом арестовали снова. Из лагеря я вышел в пятьдесят пятом, когда Бекаури был уже давно мёртв.

Все эти годы я думал о том, что же стало с Маслаченко. Скорее всего, Бекаури где-то прослышал, что проект ракетного отдела собираются прикрывать (что и было сделано в конце двадцать девятого). Он не мог позволить себе потратить впустую столько сил, поэтому он предпочёл запустить ракету. Хотя бы для себя. Для того чтобы убедиться в правильности идей Маслаченко. Он это сделал – и продолжил свою работу в другой области.

А Маслаченко… Я не знаю, правда. Может, ракета упала в океан и покоится сейчас где-нибудь на дне, обросшая ракушками и водорослями. Может, она осталась на орбите (хотя вряд ли – земная орбита исследована от и до). Может… Нет, я не берусь строить предположения. Но одно известно точно: Маслаченко шёл на смерть и осознавал это. Он отдал жизнь за то, чтобы стать первым человеком в космосе – даже в случае, если никто этого не узнает. Осуществил он свою мечту или нет, неважно.

Просто есть на свете люди, которых зовёт космос. И они откликаются на его зов.

Рассказ написан в 2011 году для одного аэрокосмического издания – но издание благополучно кануло в Лету ещё до того, как рассказ успели опубликовать, и он надолго «завис» в моём портфеле. Что ж, теперь он нашёл свой путь к читателю.

Отдел Бекаури существовал на самом деле, большинство исторических сведений, приведённых в рассказе, – абсолютная правда. В общем и целом рассказ трудно отнести даже к жанру альтернативной истории: все технологии, описанные в тексте, в 1930-х годах уже существовали и позволяли, в общем, осуществить запуск космического корабля на орбиту. Дело было за малым: не хватало гения, подобного Королёву или фон Брауну, способного соединить воедино разрозненные знания и направить вектор развития аэрокосмической отрасли туда, куда следует. Я лишь предположил, что такой гений нашёлся.

Мы должны понимать, что Гая Муция Сцеволы на самом деле не существовало. Что даже в Риме он был не более чем легендой. В 509 году до нашей эры (или чуть позже, точно неизвестно) воинственный этруск Порсенна осадил Рим. Молодой патриций Гай Муций тайно пробрался во вражеский лагерь и попытался убить царя-захватчика, но потерпел неудачу. Пленённого Муция привели к Порсенне, но патриций не испугался. Он протянул руку и сжёг её на огне, чтобы показать, насколько римляне сильны и решительны. Порсенна восхитился, отпустил парня и заключил с Римом мир. А патриция прозвали Сцеволой – «левшой».