Журнал «Если» - «Если», 2012 № 09

На еду я обращал минимум внимания, поскольку на столе сегодня не было ни мяса, ни рыбы, ни птицы. Совершенно машинально, не чувствуя вкуса, я отправлял в рот овсянку, бобы, три вида каш, какие-то салаты и ломтики безвкусного сыра: В вине, впрочем, недостатка не было, и мы с Мутано отдали ему должное, то и дело подливая себе в кубки из фляг и графинов. Вельо и Сибилла пили только воду. Ели они тоже мало, причем их манера держаться за столом напомнила мне цаплю, которая охотится за рыбой: в течение какого-то времени оба сидели неподвижно, потом вдруг протягивали руку к той или иной миске или блюду, хватая угощение пальцами. Я понимал, что для слепца подобный способ брать пищу был, наверное, самым удобным, но Сибилла отчего-то действовала точно так же.

Поначалу мы почти не разговаривали, и если бы Астольфо не вздумалось развлечь нас длинной историей о принцессе, которая одолжила свою прекрасную тень некрасивой фрейлине, в просторной обеденной зале, украшенной карминными драпировками и свечами в затейливых серебряных канделябрах, могла бы установиться неловкая тишина. Но и маэстро в конце концов замолчал. Словно стремясь заполнить возникшую паузу, Мутано с удвоенной энергией атаковал винные запасы, и тут Сибилла вдруг сказала:

— Бесполезно. Вино не смоет из памяти лицо возлюбленной.

Эти слова, несомненно, относились к моему приятелю. Он, однако, ничего не ответил, только взглянул на эту худую девочку так, словно она вдруг швырнула в него один из стоявших на столе подсвечников. Сибилла не отвела глаз и лишь пристально смотрела на него исполненным печали взглядом.

Я насторожился. Девчонка была права. И как я сам не подумал, что уныние Мутано может происходить от того, что он влюбился в очередную красавицу, не имея возможности поведать ей о своей страсти, не говоря уже о том, чтобы живописать свои чувства при помощи стихов и серенад, как это было у него в обычае. Мой приятель часто влюблялся в женщин прекрасного облика и безупречного воспитания, наделенных к тому же тонким вкусом и склонностью к различным искусствам. Каждой новой возлюбленной он поклонялся с той же самоотверженной страстью, с какой поклоняются Луне или Весенней Богине последователи их культов, но проходило какое-то время, и Мутано обнаруживал, что его кумир — обычная земная женщина, мало чем отличающаяся от прочих. Тогда его пламенная страсть сменялась безразличием, а сладостные мечты, которым он самозабвенно предавался днями и неделями, обращались в горький пепел разочарования. На моей памяти Мутано переживал нечто подобное раз семь или восемь — с незначительными вариациями, но наверняка были и другие случаи, о которых он мне не рассказывал.

Сибилла с легкостью проникла в его очередной секрет, и теперь мне стали понятны причины нынешней подавленности Мутано. Я, однако, знал, что мой приятель не остановится, хотя все шансы были против него. Он будет и дальше пытаться вернуть себе похищенный голос, и если ему удастся, Мутано станет, как прежде, преданно и горячо ухаживать за очередной избранницей, обрушивая на ее прелестную головку баллады и сонеты. Он будет посылать ей фиалки и засыпать розами до тех пор, пока какое-нибудь сорвавшееся с ее уст вульгарное замечание или коварный поступок не обнажат перед ним подлинный характер любимой. Тогда мой приятель-здоровяк снова будет сидеть по вечерам один и предаваться унынию, его любовные баллады приобретут саркастическое звучание, а сладостные сонеты превратятся в едкую сатиру.

Я, разумеется, от души сочувствовал Мутано, но, откровенно говоря, каждый раз ожидал наступления этой последней стадии с тайным удовольствием, ибо в сатирических упражнениях приятеля было вчетверо больше остроумия, чем в предшествующей им слащавой любовной белиберде.

— Не беспокойтесь, — ответил я девочке, — мой друг умеет пить. Однажды я сам видел, как он выпил больше дюжины бутылок вина и при этом выглядел совершенно трезвым.

— То, что не проявляется внешне, особенно сильно вредит нам внутренне, — сказал слепец. — Расскажите лучше, как вы с Мутано пытались защитить замок барона с помощью теней.

Я бросил быстрый взгляд в сторону Астольфо, не желая без его разрешения делиться с посторонними секретами нашего ремесла. Маэстро, однако, не подал мне никакого знака.

— Это довольно сложно объяснить, — начал я осторожно. — Гораздо проще показать, но…

С этими словами я поднялся со стула и, взяв в руки подсвечник, поставил его на конце стола, а сам встал между ним и стеной.

— Если человек идет по коридору, имея источник света позади себя, он наверняка постарается свернуть, когда увидит перед собой тень опасного хищника, готового вцепиться ему в горло… — Говоря так, я поднес руки к пламени свечи, сложив их таким образом, чтобы тень от них падала на стену. Пальцами левой руки я изобразил подобие косматой гривы, а сжатую в кулак правую уткнул в раскрытую ладонь, изогнув запястье таким образом, чтобы тень на стене напоминала оскаленную львиную морду. Одновременно я издал негромкое, но грозное рычание.

Сибилла хихикнула, но Вельо нахмурился.

— Детские игрушки, — сказал он презрительно. — Я, конечно, ничего не вижу, но не сомневаюсь: вы использовали собственные руки, чтобы устроить нам небольшое представление. Но ведь подобная игра теней не способна напугать даже ребенка! Насколько я знаю, матери часто показывают детям что-то в этом роде просто для забавы.

— Не забудьте, синьор, какую важную роль при этом играют обстоятельства, — возразили. — Представьте себе, что вы вор, который крадется по коридору и вздрагивает от каждого шороха, опасаясь, как бы его не поймали. Кроме того, вы находитесь в совершенно незнакомом месте: вряд ли вы когда-нибудь видели этот коридор при свете, не говоря уже о том, что отсутствие освещения многое меняет. Ваши нервы напряжены, чувства обострены до предела: вы до боли в глазах всматриваетесь в темноту и прислушиваетесь к каждому подозрительному шороху. И вдруг на стене перед вами возникает тень льва!.. В вашем состоянии очень легко обмануться.

Я согнул запястье так, что львиная голова на стене слегка приподнялась, потом повернул — и тень опала. Раздался глухой стук — словно по дереву колотили каким-то тяжелым предметом, и лицо девочки удивленно вытянулось.

— То, что вы приняли за тень зверя, в действительности может быть тенью любого неодушевленного предмета, например резного дверного молотка, — пояснил я.

— Это ваш друг Мутано стучал по столешнице? — догадался Вельо.

— Верно, — согласился я. — И все же на вашу спутницу нам удалось произвести впечатление, пусть и не очень глубокое, — ответил я.

— Способность Сибиллы видеть ставит ее порой в невыгодное положение, — заметил старик. — Зрение уже не раз ее подводило.