Джон Уиндем - Затерянные во времени

Доктор, стоявший рядом со мной, пристально разглядывал их.

— Не так-уж хорошо они выглядят,— наконец пробормотал он.— Даже этим громадным легким приходится трудновато. Когда они входили в склеп, атмосфера явно была много плотнее. Интересно, когда же это было?

Его перебил Робсон. Он обращался к тем двоим, которые успели надеть скафандры:

— Намерения у них явно дурные. Поднимайтесь-ка лучше в купол управления и держите оружие наготове. Мы закроем переборку под куполом, и тогда вы сможете открыть иллюминаторы и, если понадобится, перестрелять их.

Двое в скафандрах пошли обратно к кораблю, и вскоре мы услышали, как они карабкаются по металлической лестнице. Робсон оказался прав. Лунные мужчины и женщины явно замышляли недоброе. Когда они приблизились, это стало совершенно ясно по их сверкающим глазам и оскаленным зубам.

Они вернули себе те предметы, которые мы у них было стащили. На каждом был широкий украшенный богатыми рисунками, лунный пояс, с шеи у каждого свисало ожерелье, на запястьях и лодыжках блестели металлические браслеты. Черные волосы, откинутые с лица назад и поддерживаемые обручами, падали им на плечи и спины.

Один мужчина, ростом выше остальных, казался вождем. Когда толпа добралась до корабля, он обернулся и подал сигнал. Через мгновение водопад камней и булыжников сильно заколотился о металлические борта «Искры».

Мы приободрились. Примитивная простота такой атаки воодушевила нас. Через полминуты селениты прекратили обстрел. Наши люди, забравшиеся в купол, открыли огонь. Нападающих (а их было свыше сотни) моментально пришли в смятение. Но их отступление было недолгим, и через несколько секунд они уже снова бежали к нам. По-видимому, они наконец сообразили, что под нависающими бортами корабля будут в безопасности от сидящих наверху снайперов.

Метко брошенный камень вывел из строя прожектор и погрузил утес в тень. Теперь снайперы был не в состоянии поразить всех тех, кто выбегал из гробницы. Селениты были почти невидимы, пока не добегали до узкой полоски солнечного света — а она, по мере того как садилось Солнце, все приближалась к нам.

Зажгли второй прожектор, но враги быстро разбили и его. Теперь мы почти не видели нападающих, хотя по направлению к кораблю из тени спешили все новые и новые селениты. Многие из них полегли под выстрелами, но многие прорвались невредимыми.

Послышались удары в наружный люк. Мы с улыбкой переглянулись. С этой стороны бояться было нечего. Да и селениты очень скоро сообразили, что сталь не поддается. Они столпились вокруг иллюминатора, бросая на нас голодные взоры и отталкивая друг друга.

Вожак поднял громадный камень, который ни один человек с Земли даже не сдвинул бы с места. Он со всего размаха швырнул камень в бронированное стекло. Стекло осталось невредимо, но Робсон забеспокоился.

— Не знаю уж, сколько еще таких попаданий оно выдержит, —произнес он неуверенно.— Что, если они одновременно попробуют швырнуть два или три таких камешка?

Очевидно, селенитам в голову пришла та же самая мысль. Мы увидели, что они подбирают самые тяжелые обломки скалы, какие только в силах поднять.

Робсон бросился назад и распахнул дверь в соседний отсек.

— Живо, вон отсюда! — скомандовал он. Мы изо всех сил бросились бежать; когда через люк проскочил последний из нас, мы услышали, как звенит стекло. Когда упало давление воздуха, дверь автоматически захлопнулась за нами.

Минуты через две по корме забарабанили камни. Когда мы постучались в дверь машинного отделения, главный инженер поднял голову, держа в руке гаечный ключ. Он делал все, что мог. Лицо его заливали грязные потоки пота, волосы стали влажными и слипшимися.

— Привинчивайте стальные ставни,— скомандовал он, когда-мы появились. Мы схватили их и с жаром принялись за работу. Едва только один иллюминатор оказался закрыт и защищен, жители Луны обратили свою атаку на другой, и нам пришлось и его закрывать стальным ставнем. В самый разгар работы мы услышали, что наши снайперы вынуждены были под градом камней покинуть свои боевые позиции.

Это продолжалось несколько часов, мы жили точно в кошмаре, перебегая с одного места на другое. Как только мы находили какое-то безопасное местечко, селениты кидались туда. И наконец, когда мы уже почти выдохлись и выбились из сил, мы почувствовали, что это безумие кончается. Камни барабанили все реже и слабее, пока наконец их дождь не прекратился.

Сбитые с толку, мы выжидали. Целый час прошел, пока мы решились снять стальные щиты с иллюминаторов и выглянуть наружу. Тогда только мы осознали, что атака полностью прекратилась. Солнце село, высохшее морское дно холодно поблескивало в бледном зеленовато-голубом свете Земли. Видны только несколько фигурок съежившихся в комок селенитов.

— Они ушли,— заключил я.— Но почему?

Робсон показал на скалу, и я увидел, что каменная дверь закрылась.

— Холод,— объяснил он.— Уже сейчас снаружи много холоднее, чем можно себе представить. Через некоторое время станет так холодно, что даже тот разреженный воздух, какой там есть, замерзнет до твердого состояния.

— А селениты?

— Для них это означает конец. Даже в склепах воздух замерзнет — хотя первыми замерзнут они.

— Бедняги,— посочувствовал я,— столько тысяч лет ждать, только для того, чтобы дождаться такого — замерзнуть насмерть!

Мне стало грустно, когда я представил себе, как эти последние неудачники-селениты, мужчины и женщины, сбились в кучу, прижимаясь друг к другу в своей лишенной света могиле, как они ждут, не имея никаких надежд, смерти от леденящего холода. Голос Робсона вывел меня из задумчивости:

— Всем за работу,— резко скомандовал он.— Нам придется опять поднимать корабль. Капитан Тофт, каковы будут ваши приказания?

Было решено, что мы отправимся на Землю. Моральное состояние команды «Искры» стало слишком тяжелым, чтобы позволить нам во время этого путешествия предпринять еще и исследование обратной стороны Луны. Так как рассчеты для возвращения домой требовались незначительные, если вообще требовались, Тофт ждал только того момента, когда починят двигатели, и, как только все было готово, направил корабль прямо к огромному бледно-голубому диску нашей родной планеты.

Поверхность Луны уходила все дальше вниз, мы в последний раз взглянули на Море Безмятежности, получившее столь неверное название. В земном свете теперь виднелось только несколько неподвижно лежащих коричневых фигур; они казались печальным символом хрупкости и недолговечности того, что мы называем жизнью. Кинув на них последний взгляд, те из нас, кому предстояло нести ближайшую вахту, повернулись и отправились по каютам, чтобы как следует отдохнуть.