Джеймс Данливи - Рыжий

Себастьян запихивает в карманы бутылки. Вооружается.

Проходит на другой конец комнаты. Невысокая, крепкого сложения девушка стоит в одиночестве. Зеленые, тускловатые глаза и черные длинные волосы. Весьма вероятно, что ее отец — гробовщик. И что она служанка.

Себастьян подходит к ней. Она удивленно поднимает брови. О, нет, она не служанка. И не рабыня. Какие зеленые, звериные глаза. Он взял бутылку, зажал ее между коленями, проверил штопор. Выпрямился. Хлопок. Коричневая пена стекает из уголков его рта. Он улыбается девушке.

— Как вас зовут?

— Разве так сразу задают такой вопрос?

— А что вы хотели, чтобы я у вас спросил?

— Не знаю, но странно так сразу спрашивать имя.

— Меня зовут Себастьян.

— А меня Мэри.

— Вы похожи на итальянку.

— А вы — на нахала.

— Тубицу-тихбицу. Так называют в Африке дурнушек.

— Вы смеетесь надо мной. Мне это не нравится. И вообще, вы какой — то странный.

— Выпьем бутылочку пива, Мэри. Я хочу кое-что тебе рассказать. Например, о том, что такое грех.

— Что вы знаете о грехах?

— Я могу их прощать.

— То, что вы говорите, и есть грех. Если вы будете говорить такое, я перестану с вами разговаривать.

Изображая из себя джентльмена, Себастьян подал Мэри стакан черного пива. Он отвел ее в сторонку, где они смогли усесться на диван и поговорить. Она рассказала, что не любит оставаться дома. Ее отец целых три недели не мог справить большую нужду, и им пришлось вызвать доктора, но и тот ничем не смог помочь, и они уже начали опасаться, что он умрет от самоотравления. Она сказала, что он просто лежит в постели и не выходит искать поденную работу. И все это продолжается уже долгие месяцы, вонь просто ужасная, а ей приходится заниматься хозяйством и заботиться о своих двух младших братишках.

В противоположном углу зала Клоклан ухаживал за упитанной блондиночкой. В воздухе витало ощущение скуки и разочарования из-за неудавшейся вечеринки. Неожиданно со свистом пронеслась кем-то брошенная бутылка и разбилась вдребезги о голову женоподобного мужчины. Раздалось несколько увещевательных голосов, но зато целый хор принялся подзадоривать дерущихся. Разбили стул, девушка вырвалась из чьих-то лап, крича, что не позволит себя тискать. Мэри спряталась под скамьей, а Себастьян докладывал ей, что происходит. На другой стороне зала назревал скандал. Клоклан отвернулся от блондинки и разговаривал о чем-то с коротышкой, который, как говорили, работал ювелиром, ибо любил эту профессию. Неожиданно Клоклан поднял кулак и ударил коротышку по лицу. Тот рухнул на пол и попытался спастись от Клокпана под скамьей, но какая-то девушка пнула его ногой в лицо, подумав, что он пытается заглянуть ей под юбку.

В этом подземелье собрались изгои. Не выношу нищих и тех, кто когда-то был богатым. Сборище эскапистов. Может быть, у меня не хватает терпения, чтобы подождать, чем все закончится. В середине зала осталось всего несколько человек. Остальные, потерпевшие поражение в драке, расползлись по углам и молча пялились оттуда остекленевшими глазами.

Мэри посмотрела на него своими зелеными глазами.

— Что за ужас здесь происходит…

— Ужасный сброд, Мэри.

— Вы из Англии? Откуда именно?

— Я не из бледнокожих.

— Откуда же вы тогда?

— Я — американец.

— Серьезно?

— А ты ирландка.

— Да.

— И ты любишь Ирландию?

— Люблю. Я бы не хотела жить ни в каком другом месте.

— А приходилось ли тебе жить в другом месте?

— Нет.

— Ты любишь своего отца?

— Странный вопрос? Почему вы задаете мне странные вопросы?

— Ты мне нравишься. Я хочу знать, любишь ли ты своего отца.

— Нет, я не люблю его.

— Почему?

— Потому что он не любит меня.

— И почему же он не любит тебя?

— Я не знаю, но он никогда не любил меня.

— Откуда тебе это известно?

— Потому что он бьет меня.

— О Господи, Мэри. Неужели он и в самом деле тебя бьет?

— Да, он меня бьет.

— И за что же?

— Да ни за что.

— Нет, все же должна быть какая-то причина.

— Да нет же. Если я поздно прихожу домой, он спрашивает меня, почему я поздно пришла, и что бы я не ответила, он придирается ко мне и начинает меня бить, причем он загоняет меня в коридор, чтобы я не могла убежать. Он ненавидит меня.

— Неужели?

— Да, и причем без всякой на то причины. Как только я прихожу, он выключает радио, зовет меня в гостиную и спрашивает, где я была, а затем начинает обвинять меня в том, что я встречалась с мужчинами в парках и гуляла с ними. А я ни с кем не встречалась. Потом он называет меня лгуньей, обзывает меня ужасными словами, а если я настаиваю на том, что говорю правду, он набрасывается на меня.

— А твоя мать?

— Она умерла.

— И ты заботишься об отце и братьях?

— Да.

— Почему бы тебе не уехать? Поезжай в Англию и найди себе работу.

— Не могу оставить своих братьев. Они еще очень маленькие.

— Но теперь-то он уже не сможет тебя избивать.

— Иногда он пытается, но я уже сильнее его.

Я смотрю на Мэри. На нее приятно смотреть, да и она не возражает, но будет ли она противиться, если я попытаюсь ее приласкать? Рукава свитера закатаны до локтей, из-под них торчат аккуратненькие, хорошенькие ручки, да и плечики у нее словно точеные. Крепкая девушка, и положить ее на лопатки я смог бы только в порыве обоюдной страсти.

Неожиданно в дверь сильно постучали, она приоткрылась и в проеме показалась огромная голова поющего человека.

Жирные, давно немытые волосы на его голове свалялись, из-под черного пиджака торчали рыжие волосы, он размахивал увесистыми кулаками и напевал:

Мэри подергала Себастьяна за рукав.

— Да что же это такое? Он поет отвратительные песни.

— Он сын законного лорда-мэра Дублина. А его дядя — автор национального гимна.

Мэри одобрительно улыбнулась.

Пришедший пробирается по комнате, выложенной красными плитками, бурно приветствуя присутствующих. Он поясняет:

— Я люблю английские тюрьмы и вас, милые дамы, ваши хорошенькие фигурки. Всех вас.

Замечает Себастьяна.

— О Господи, ради любви нашего Святого Отца Папы Римского, да купит он еще одну золотую пишущую машинку! Пожми мне руку, Себастьян, пока я не забил тебя до смерти подшивкой «Католического Вестника». Так как ты поживаешь?

— Барни, я хочу представить тебе Мэри. Мэри, это Барни Бэрри.

— Рада с вами познакомиться, Барни.

— Ну и хорошенькая же ты, Мэри. Как ты поживаешь? Я бы хотел побыть с тобой. Не допусти, чтобы этот распутник подобрался к твоему цветку и сорвал его. Так как ты поживаешь?