Евгений Лотош - Серый туман

Стоп. Опять отвлеклась. Сфокусироваться на здесь и сейчас…

Трое пробираются через кусты. Тускло горит фонарь над будкой. Сторож, по своему обыкновению, заперся внутри на засов и мирно спит – именно так думают ночные посетители. Тени в масках встают сбоку двери, грузный уверенно стучит в стеклянное окошко: раз, потом, после паузы, снова и снова.

— Эй, Махель! — негромко зовет он. — Махель! Ты что, спишь? Открывай, я тут.

Визг засова, и дверь приотворяется. Наружу выглядывает заспанный сторож. Его неопрятная борода топорщится, а запах перегара гостя, наверное, сбивает с ног. Имитация идеальна.

— Петрович? — с трудом ворочая языком, вопрошает дед. — Что…

Люди в масках не дают ему договорить. Первый выдергивает его из домика, второй с размаху бьет по затылку тяжелым кастетом. Сторож мешком падает на землю, и второй тень еще раз наносит удар в голову. Первый переворачивает его на спину и щупает пульс на шее.

— Готов, — цедит он.

— Ч-что… что вы т-творите?! — заикаясь, тянет грузный. — Вы же сказали…

— Пасть захлопни, сявка! — угрожающе выплевывает бандит с кастетом. — Ты хочешь, чтобы он шухер поднял? Может, тебя рядом положить?

Он делает резкое движение. Грузный отшатывается.

— Нет-нет, я так… — скулит он. — Я ничего…

— Вот и заткнись. Ключи от склада, живо!

Пока грузный копается в карманах, а бандит с кастетом открывает изнутри и с усилием отодвигает тяжелую створку ворот, второй грабитель подгоняет фургон. Тот задним ходом вдвигается во двор, и ворота закрываются за ним. Тело сторожа заброшено в будку, ее дверь захлопнута, и случайный прохожий, если он и окажется здесь, не заметит ничего подозрительного.

Движением пальцев сместить камеру выше. Панорама залитого мраком двора. Фургон припаркован у склада, его двери распахнуты, и двое в масках торопливо таскают в него картонные коробки с надписями на яркси. Уже через день или два супермодные женские сапоги на «манной каше» начнут всплывать на черном рынке и в магазинах у «своих» продавцов. Официальная государственная цена: сто двадцать форинтов. Неофициальная: триста-четыреста. Если бы товар ушел налево по обычным схемам, заведующему складом прибыли хватило бы на пару лет безбедной жизни. Но алчность, жадность, зависть – и что стоит одна человеческая жизнь?

Время. Что он тянет? Необходимых доказательств и так уже сверх меры. Напомнить ненавязчиво? Нет, пусть мальчик проявит самостоятельность. В конце концов, сейчас первая его операция, самостоятельно спланированная от начала и до конца. И первая, проведенная по новой схеме, с привлечением сторонних сил. Незачем отнимать у него гордость успеха мелкими придирками.

Ага, сигнал. На грани взгляда начинает мигать светлая точка, и одновременно прожектора по периметру двора вспыхивают ярким режущим светом. Несколько секунд заведующий складом осмысливает ситуацию, потом хватается за сердце и медленно сползает по стене на землю. Фигуры в масках замирают, потом швыряют ящики и бросаются к воротам. Поздно. Поздно не на минуты и не на секунды, а на целую жизнь. Во двор уже бегом врываются два десятка человек в ночном камуфляже с нашивками полицейского спецотряда. Негромко хлопают выстрелы, и обе фигуры падают. Приблизить камеру. Один подстреленных не жилец – штанина на пробитом бедре стремительно темнеет, по земле растекается лужа крови, черной в свете прожекторов: вероятно, пуля задела артерию. Но второй, подвывая от боли, катается по грязной земле, держась за раздробленную голень. До суда он все равно не доживет – тайные дела Хранителей еще рано выносить на публику, но показания даст. И тогда прекратит существование целая преступная сеть: мелкие банды, каналы поставок, незаконные склады, сбывающие краденое продавцы… Конечно, хлопот пока что слишком много. Убедить полицейских, что Хранители говорят им правду, обеспечить защиту свидетелей и следователей, собрать доказательства, не проходящие по классу черной магии… Но недалеко то время, когда полиция просто станет действовать по прямым указаниям кураторов. И тогда время на соблюдение бессмысленных формальностей резко сократится.

Последний завершающий штрих. У въездных ворот уже стоят три черных фургона. Пятеро полицейских с разрядниками настороженно оглядывают местность. Серебристый блеск в темноте – челнок с отключенной маскировкой бесшумно скользит в ночном воздухе. Полицейские дергаются и поворачиваются к нему, но оружия не поднимают. Из челнока появляется худощавый парень в черной майке и таких же джинсах. Небрежно махнув спецназовцам рукой, он подходит к будке и одной рукой, словно пустотелый манекен, выволакивает оттуда тело сторожа. Впрочем, почему «словно»? Одним движением руки Хранитель забрасывает отыгравшую свое куклу в открывшийся в челноке люк, ныряет на водительское место, и машина беззвучно растворяется в беззвездной темноте.

Движение пальцев: конец записи. Отчет ушел в архив. Завтра предстоит обсудить на Совете детали операции, но уже сейчас ясно: все прошло гладко. Можно приступать к разработке общих методических указаний по новой схеме. Осталось только поздравить мальчика с успехом.

Еще одно движение пальцев, и мир меняется. Ощущения замкнутой камеры больше нет. Остается лишь молодое сильное тело, сидящее на морском берегу в нескольких шагах от линии прибоя. Здесь, на востоке, континента уже вовсю полыхает заря нового дня, и в ее свете возникший рядом челнок отблескивает оранжевым.

— Я закончил, Суоко.

— Да, Тилос, знаю. Ты молодец. Прекрасно справился. Ну, и как впечатления?

Парень в джинсах и футболке присаживается рядом на гранитный валун и задумчиво смотрит на рассвет.

— Обыденно, — наконец произносит он. — Я даже не волновался. Все равно операцию от начала до конца проводила полиция. Я ведь так, только координировал помаленьку. Передать следователю запись разговора – невелико приключение.

— Не прибедняйся.

Так хочется протянуть руку и погладить его по коротко стриженным волосам! Нельзя. Может показаться материнским жестом, а ей меньше всего хочется, чтобы ее воспринимали как добрую пожилую мамочку! Пусть она сейчас смотрит на мир глазами куклы, мало отличающаяся от лежащей в багажнике челнока. Но все равно это не тело стареющей располневшей бабы заметно за сорок, с ранней сединой в каштановых волосах и гусиными лапками в уголках глаз. Пусть она Хранитель и Ведущая, но она еще и женщина. И хочет выглядеть женщиной в глазах окружающих, особенно – сидящего рядом с ней юноши. Нет, по волосам нельзя. Но можно иначе.

Суоко чуть подвигается вбок и грудью приникает к спине Тилоса, положив руки ему на плечи.

— Все равно ты молодец, — шепчет она на ухо, чувствуя его напрягшееся тело. — Из тебя выйдет превосходный Хранитель.