Евгений Лотош - Серый туман

— …здравствуйте, Григорий Михалович!

— …здравствуйте, Григорий Михалович!

— …доброго вам утречка, Григорий Михалыч! Как здоровьичко?

— Доброе утро. Моя фамилия Троха, я…

— Здравствуйте-здравствуйте, Вадим Янович, а мы вас уже ждем. Вахтер с проходной звонил, вы уж простите старого балбеса, что на территорию не пускал. Он хороший дед, да только без понимания. Я ему выговор уже объявила, чтобы запомнил начальство в лицо. Да мы как-то не ждали, что вы на трамвае приедете, вот он и растерялся. Вот, проходите, у нас уже и стол накрыт…

— А вы, собственно…

— Да меня Аллой зовут. Ну, для всех прочих, конечно, я Алла Владимировна, Грубина моя фамилия, ну да нам можно и без формальностей, правда, Вадим? Я ведущий экономист. Директора вдруг срочно на совещание в министерство вызвали, но мы обойдемся и без нашего противного старикашки, правда? Прошу к столу, прошу, прошу!..

— Погодите, Алла Владимировна, со столом. Я сюда не просто так приехал. Давайте сначала с делами…

— Да никуда они не денутся, дела, Вадим… Янович. Давайте уж перекусим сначала. Вот и коньячок мы откупорили! Вы ведь с производством приехали знакомиться, правда? С людьми? Ну как же, начальство, оно всегда должно подчиненных в лицо знать, все правильно. Вот и познакомимся заодно!

— Подождет коньячок. Вы, Алла Владимировна, девушка красоты невыразимой, и в другой раз я бы с удовольствием с вами за столом познакомился. Да только, боюсь, вопросики у меня неприятные, колбаса в горло не полезет с такими вопросиками. Да и не начальство я вам в прямом смысле, и с людьми знакомиться мне надобности нет. О подчиненных пусть директор Пищеторга волнуется, меня другое занимает. Так что давайте-ка мы для начала не в банкетный зал отправимся, а в каком-нибудь кабинете уединимся. На пару с документами.

— Что… что вы такое говорите, Вадим Янович! Да неужто у нас недостача какая выявилась? Наш мясокомбинат всегда в числе передовых числился, премии за перевыполнение получал.

— И перевыполнение тоже обсудим. Вы, госпожа Грубина, уверены, что директор ваш на совещании? Что-то я ни о чем таком не слышал. Может, перепутали вы, не сегодня совещание, а завтра? И господин Опрелов еще не успел в Моколу выехать? Боюсь, не похожи вы на человека, который в состоянии на вопросы по существу отвечать.

— Я… я могу поискать… позвонить… но он может рассердиться… ой, что я говорю!.. Может, пока все же к столу?

— Не надо к столу, Алла Владимировна. Я не ревизор, которого шматом колбасы и бутылкой коньяку купить можно. И не младший следователь, которого можно начальством запугать. Здесь, как я понимаю, директорский кабинет? Вот я в приемной и подожду, пока вы Опрелова разыскиваете. И упомяните невзначай, что есть у него хороший шанс под суд пойти за приписки и воровство. Надеюсь, это его гнев утихомирит.

— Читай, — Треморов раздраженно толкнул по столу лист плотной, чуть желтоватой бумаги. Дровосеков подхватил его на лету.

— Его превосходительству Народному Председателю Народной Республики Ростания господину Тре…

— Про себя читай! — рявкнул Народный Председатель. — Или думаешь, что я сам не умею?

— Да, шеф! — директор Управления Общественных Дел вытянулся в гостевом кресле, словно намеревался вскочить по стойке смирно. — То есть нет, шеф! Я…

— Читай… — процедил Треморов. — Про себя. И быстро.

Дуболом углубился в чтение. Преодолевая зудящее нетерпение, Нарпред смотрел на него, поигрывая желваками и представляя, как здорово было бы заехать ему по лысине чем-нибудь тяжелым. Массивной пустой чернильницей, например, которая за каким-то хреном уже много лет стояла на столе. Дурак он. Патентованный. Впрочем, затем и держим. Выполнит свое дело – подумаем, кем заменить, на сей раз навсегда. Вот только проклятые Хранители спутали все планы, и теперь будущее стало еще более туманным. Пока его придется оставить.

— Совсем черножопые обнаглели, шеф! — директор УОД наконец оторвал взгляд от ноты. — Вконец обнаглели! Они бы еще мне прямо указали, кого выпускать! «Противозаконно удерживаемые узники совести» – да я бы их всех…

— Уймись! — коротко приказал Нарпред. — И без тебя тошно. Что предлагаешь?

— Послать на х…й! — с готовностью предложил Дровосеков. — Не, ну не так буквально, у спецов Иванова язык подвешен, пусть и сочиняют. Вмешательство там во внутренние дела, то-сё…

— Дурак.

Народный Председатель поднялся со своего кресла и принялся нервно шагать по кабинету, с яростью топча ни в чем не повинный ковер.

— Помнишь доклад, который мне на прошлой неделе передал? Отчет твоего агента в Маронго?

— О разговоре банкиров? Да, шеф. Помню.

— Шварцман подтвердил своими источниками. Нам и в самом деле собираются перекрывать кислород. Пока только обсуждают по углам, но все может измениться в любой момент. А у нас спецы Смитсона плохой урожай прогнозируют второй год подряд! Если не дадут очередной транш продовольственного кредита, да еще и откажутся от расширения нефтяного контракта, уже к осени в северных городах жрать нечего станет. В особенности в Каменном Поясе и дальше на восток. Твои внутренние войска сумеют сдержать голодные бунты двухсот миллионов человек?

— Ну, надо подумать… — Дровосеков задумчиво поднял глаза к потолку. — Если отмобилизовать дивизии, которые сейчас с половинным штатом, да еще и вояк Тропинкина привлечь, можно справиться. Да точно справимся, делов-то!

— Идиот! — рявкнул Треморов, уже не сдерживаясь. — Бестолочь! Дебил, башкой о стенку ушибленный!

Он ухватил директора УОД за лацканы кителя, выдернул из кресла и с наслаждением принялся трясти. Ох, чернильницей бы его по башке!.. Дровосеков не сопротивлялся, и его зубы дробно стучали в такт встряхиваниям. Слегка успокоившись, Народный Председатель оттолкнул его, так что Дуболом неловко упал на ковер, и остановился, переводя дух.

— Встань, — наконец сказал он уже спокойно. — Сядь на место.

И он сам вернулся на место, чувствуя, что вспышка ярости помогла сбросить напряжение и очистить ум от ненужных эмоций. Дровосеков с готовностью вскочил и снова сел в кресло. Привычный к таким встряскам, он, кажется, даже душевного равновесия не утратил. Тупой как пробка. Песик ты мой верный, послужи пока что как умеешь. Вот ведь незадача: и тупые вроде Дуболома опасны из-за своей бездумной исполнительности, и умные типа Шварцмана опасны ничуть не менее. Никому верить нельзя, кроме себя самого. Да и себе-то не всегда можно…

— С голодными. Бунтами. Мы. Не справимся, — раздельно и отчетливо произнес Треморов, чтобы вбить каждое слово в башку директора УОД. — Войска, если мы их пошлем, тоже взбунтуются. И аналитики и у тебя, и у Шварцмана, и даже у самого Тропинкина едины: армия ненадежна, да и внутренние войска немногим лучше. Мы не можем дать народу поводов для бунта. Спокойствие следует сохранить любой ценой. Сдохнуть, но сохранить. Понял?