Евгений Лотош - Серый туман

Да, редко, очень редко приходилось идти на крайние меры, и все развивалось к лучшему. А сколько удовольствия начальник Канцелярии получал, когда удавалось зацепить настоящую банду – убийц, насильников, воров! Интеллигентишки хотя бы полагали, что пытаются помочь стране. Бандиты же внаглую рвали ее на куски, и их чаще всего живыми не брали. Без разбору – сам воровал или только на стреме стоял. Временные трудности на то и временные, что никогда не ослабляют организм по-настоящему. А присосавшиеся к нему в момент недомогания паразиты рано или поздно окажутся уничтоженными иммунной системой.

Но потом… Чем дальше, тем чаще оказывалось, что временные трудности плавно переходят в постоянные. Экспорт зерна за валюту, с таким трудом налаженный в эпоху Железняка ценой жизней десятков тысяч кулаков, жадно прячущих пшеницу и рожь в ухоронках, из реки превратился сначала в ручеек, а потом иссяк совсем. А затем страна впервые начала закупать хлеб за границей. Один пожилой грузный сахарец, матерый и опасный враг, которого, по слухам, уважал даже Вождь, узнав о таком, заметил, что боялся погибнуть от пули диверсанта, но, видимо, умрет от смеха. Жестоко усмиренная и введенная в рамки крестьянская вольница, давно забывшая веселые времена Разгуляя, так и не превратилась в хорошо отлаженную машину по производству продуктов. Стада хирели, урожаи падали, и даже удобрения, тоннами засыпаемые в тощую землю, не спасали. Только нефть, которой Сахару обделила матушка-природа, и спасала страну от голода.

Не лучше вели себя и рабочие. Лишенные вечной угрозы занесенного над головой топора, они все больше и больше ленились и хуже работали. Брак временами достигал немыслимых количеств, и даже штампик качества получил в народе обидное прозвище «простите, лучше не можем». Техника на заводах разворовывалась, кажется, быстрее, чем поставлялась туда. Новейшие станки с числовым управлением, оставленные по недосмотру в заводском дворе, за две-три ночи раздевались до основания. Стоимость дорогущей электронной схемы у скупщика равнялась одной бутылке водки, а шла такая схема на производство средневолновых приемников отвратительного качества, через которые потом неслись вражеские радиоголоса.

Нет, конечно, и оперативный отдел Канцелярии, и СОД боролись с такими негативным явлениями. Расхитителей и тунеядцев штрафовали, заставляли возмещать ущерб, иногда даже отправляли на принудработы – но лучше работать они не начинали. Даже просто уволить их директор завода не мог или не хотел. План всегда горит, да и как плохо относиться к человеку, который по мелочи делает то же, что ты – по-крупному? И все чаще и чаще среди преступников оказывались свои – лейтенанты, капитаны, полковники, а в последнее время – даже и генералы с их дачами и окладами…

Временами в пустом тихом кабинете Шварцману казалось, что раскинутая по стране паутина, прежде сплетенная из стальных канатов, рвется и расползается на части, словно гнилая пенька. Контроль незаметно ускользал из рук, и чувство бессилия все чаще заставляло горбиться в уютном кожаном кресле. В такие моменты он все острее ощущал приближающуюся старость. Но раньше волчьи повадки снова брали верх, и он опять и опять размышлял, приказывал, побеждал и торжествовал.

Сейчас же чувство бессилия отступать не собиралось.

Да, горько думал он, оглядываясь назад, ему многие могли бы предъявить справедливый счет. То, что мыслилось борьбой за государственные интересы, зачастую оборачивалось мышиной возней, дракой за лучший кусок пирога, просто ликвидацией конкурентов. Наивный паренек, каким он был когда-то давным-давно, в другой жизни, наверное, ужаснулся бы, увидев, во что ему предстоит превратиться. Но он всегда знал черту, которую нельзя переступать даже в мыслях. Те, кто сами не лезут в драку, не должны страдать. Да, их можно погонять, пусть даже и жгучим кнутом, направляя правильной дорогой, но лишь для их же пользы. А травля наркотиками собственного народа – пропасть, в которую страшно даже заглядывать. Когда таким занимались простые бандиты, он знал, как поступать. Но что делать со своими предателями? С теми, кому по должности положено бороться с заразой?

Может ли такая гниль поразить Службу Общественных Дел, если ей не заражен сам директор? А директор… битый жизнью в дворцовых интригах, многократно повергнутый в прах и снова упорно карабкающийся наверх Дуболом, Дровосеков Петр свет Казганович, он слишком осторожен, чтобы ввязаться в подобную авантюру самостоятельно. Неужели… неужели все-таки к делу причастен и сам Сашка? Неужто тот Хранитель прав?

Сашка. Саша. Сашок. Заморенный, но всегда веселый вихрастый паренек по кличке Трезор (переделанной из неизбежного «Тремора»), в детдоме сидевший с ним за одной партой и спавший на соседней кровати. Вечно голодный, но обязательно делившийся с друзьями ворованными у рыночных торговок лепешками из картофельных очистков. Нахально сдиравший контрольные по математике прямо под носом у учителя и охотно, пусть и не всегда правильно, подсказывавший плывущим у доски товарищам. Потом их дороги разошлись, чтобы позже сойтись снова, уже навсегда. Где, когда Сашка успел измениться настолько, что для каких-то своих целей убивает наркотиками целые города? Как он может не понимать последствий?

И что делать стареющему разжиревшему еврею с черными мешками под глазами? Смириться и позволить жизни катиться своим чередом? Уйти в отставку в надежде, что ему позволят мирно дожить свою жизнь где-нибудь в глухомани под бдительным присмотром? Или попытаться переубедить? Нет, бессмысленно. Даже в детстве Трезор отличался невероятным упрямством. Невозможно…

Шварцман повернул ключ, отпирая ящик стола, извлек на свет тонкую папку. «Дело номер…» Уголовное дело. Еще полгода назад оно не могло бы существовать. Но сейчас, когда по новому закону дела дозволялось заводить с двенадцати лет, оно лишь одно из десятков. В перспективе – сотен и тысяч.

Негромко шелестят переворачиваемые страницы. Родился… оставлен алкоголиками-родителями… детский дом… Судьба, как две капли воды похожая на его собственную. Но он сумел забраться по лестнице на самый верх, зубами и когтями вырывая у фортуны свое. Тому же пареньку жизнь не оставила ни единого шанса. Молодежная банда. Насильно посажен на иглу главарем-наркоманом. За три года – переход от легкой «слезы» сначала к транитину, а затем и к тяжелым наркотикам. Сознался в двадцати четырех разбойных нападениях, все – с человеческими жертвами. Попался, убив молодую девушку, девочку чуть старше себя, за кошелек с мизерной стипендией. У жертвы – десятки ножевых ранений, выколотые глаза, отрезанные пальцы. Зачем он резал пальцы? Откуда такая бессмысленная жестокость? На допросе он так и не смог объяснить.