Евгений Лотош - Несомненная реальность

— Они не просто обидятся. Они саботировать начнут. Сейчас-то саботаж еще относительно вялый, потому что толпа дармоедов по группировкам разбилась, что не упускают случаю недругам свинью подложить. А так против тебя все объединятся, потому что понимают: сегодня одного на бобах оставил, а завтра еще кого другого. И завалишься ты, друг милый, как бегун с подрезанными поджилками.

— Преувеличиваешь… — хмыкнул Олег. — Нет, взятки многие берут, я не спорю. Но массовое сопротивление? Не партизаны же они, в самом деле.

— Не партизаны, — согласился Павел. — Куда хуже. Свои, только сволочи все поголовно. Помнишь, скольких из я из твоей администрации вышиб, когда под свое крыло принимал?

— Семерых.

— Хренушки, девятерых. Причем каждого – за тяжкие. Крышевание транзита наркотиков, подпольных борделей с малолетками и вообще откровенных бандитов… Думаешь, теперь у тебя остальные чистенькие? Тот же Безобразов твой любимый – поинтересуйся, на какие шиши он особняк в Марихе за свой счет отгрохал. Двухэтажный, на триста метров, с крытым бассейном. Да я тебе столько порассказать могу про любого! Диву дашься.

— А чего же не рассказываешь? — зевнул Олег, прикрывшись ладошкой.

— А зачем? Ну, выкинешь ты их. А кого на замену? Да все таких же мерзавцев и жуликов, только что калибром помельче. Поначалу помельче, потому что покрупнее дела – не по должности. А как повысишь, такими же станут, как уволенные. И все в аппарате такие же, сверху донизу. А с улицы, сам понимаешь, набирать нельзя. Да даже если и можно – все равно через год морды себе отъедят на своих спецпайках и перестанут от нынешних отличаться. Начальство ведь не с другой планеты прилетает, а здесь вырастает, среди своих. Каков народ, такое и правительство. Слушай, да ты что из себя дурачка нетянучего строишь? Сам же Смитсона не только выпустил, но и на свое место вернул. И правильно, а что делать?

Олег поставил локти на стол и обхватил руками голову, уставившись в стол.

— И что? — тихо спросил он. — Неужто никого честного не найти, кто бы о государстве подумал, о народе, а не только о своем брюхе?

— Ну почему же, — хмыкнул Бирон. — Могу я тебе пальцем ткнуть в двоих или троих. И почти честные, и почти совестливые. Не до конца, разумеется – по служебной лестнице просто так не продвинешься, но в разумных пределах. Вот себя возьми, например – далеко не образец честности и порядочности, но все же куда лучше, чем в среднем, — внезапно он подмигнул: — Я тебе льщу так, обрати внимание, с тебя коньяк. Но если серьезно, то система насквозь прогнила. Давно с тобой пообщаться на эту тему хотел, да только руки не доходят…

— Давай, заканчивай, чего уж там, — Народный Председатель махнул рукой. — Закапывай меня окончательно.

— Да я еще и не начал, — скептически ухмыльнулся Павел. — Ты мне скажи – ты хоть понимаешь, зачем я «Ночного танцора» прорабатываю? Зачем у меня в седьмом отделе целая сверхсекретная группа им занимается? Есть ощущение, что план у тебя проходит по той же категории, что и проблемы с производством ночных горшков в Задрючинске – что-то, от чего отпихнуться бы побыстрее и другим заняться.

— Я-то понимаю, — хмыкнул Олег. — Мне вот интересно, а понимаешь ли ты?

— Я? — начальник Канцелярии изумленно поднял бровь. — Ну бы даешь, Олежка. Понимаю ли я, автор плана, зачем его прорабатываю?

Олег без улыбки посмотрел на него.

— Между прочим, я серьезно, — тихо сказал он. — Я понимаю. А вот насчет тебя – сомневаюсь. Знаешь, чтобы у нас разночтений не возникало хотя бы на ближайшую перспективу, давай-ка свои понимания к одному знаменателю приведем. Ну-ка, поиграем. Представь, что я тупой по жизни, ничего вокруг не вижу и не слышу. Ты приходишь ко мне и начинаешь меня убеждать, а я отбрыкиваюсь. Что ты мне скажешь?

Несколько мгновений Бирон озадаченно смотрел на него. Потом ухмыльнулся:

— Ну что же, поиграем. Итак, Олежка ты наш нетянучий, прихожу я к тебе и говорю: смотри – больше полугода ты уже Нарпред. И чем занимаешься? Мелочами, уж прости меня. Рутиной.

— А я отвечаю – знаю. Сам уже не раз думал. А что делать, если только сам и можешь толком приказать? Поручишь кому-то – и обязательно замылят, отложат, неправильно поймут и вообще… как ты сказал? Саботаж? Вот, самое то словечко. Без личного контроля ничего не идет.

— То-то и оно. И выходит, что власти у тебя, типа руководителя государства, не дальше, чем в пределах собственного взгляда. Сейчас государство – система, которую ты толком не контролируешь. Волки вроде Смитсона, со своими группировками, с преданными людьми во всех ведомствах – вот кто настоящие правители. Покойный Треморов сам был волком, а потому всю стаю в кулаке умел держать. И все знали, что он – главный. А ты для них – никто. Мальчишка. Выскочка. Овца. Тебе улыбаются сквозь зубы, а потом смеются в спину. Ну, заменил ты Перепелкина Ведерниковым – легче стало? Как вел Индустриальный комитет свою игру, так и ведет, да еще и подлянки тебе устраивает. На тот же Танкоград посмотри.

— А я тебе – предлагаешь снова расстреливать, как при Железняке?

— Щас! Еще кто кого расстреляет. Ты им сейчас даже удобен, как свадебный генерал, не лезущий в их дела. Полезешь – снесут махом. Думаешь, с Танкоградом у нас проблемы из-за того, что все на грани? Да нет – могли и из резервов консервы выбросить, и путевками в санатории крикунов обеспечить, и вообще ситуацию сгладить. Но Смитсону выгодно тебя на коротком поводке держать. Начнешь его прижимать – получишь проблемы на всех крупных заводах. То же и с другими, блин, баронами – от Петренко до Шиммеля.

— И куда смотрит Голосупов?

— Ха! У него свои интересы. Общественные Дела всегда хорошо уживались с тяжелой промышленностью и прочими министерствами. Забыл, кто у нас заводы строил и на лесоповалах вкалывает?

— Но я же его наверх вытащил! Кем он был раньше? Майор на бумажной должности. А теперь – директор УОД. Неужто и такой предаст?

— Ох, Олежка! — укоризненно покачал головой Бегемот. — Ну что у тебя за лексика! Предал, заделал ребенка, бросил и даже не поцеловал на прощание… Ты вообще о чем? Нет у чиновников такого понятия – благодарность. Тем более за прошлые услуги. Они – мелкие говешки в выгребной яме, стремящиеся всплыть наверх и стать большими кусками дерьма, только и всего. Их поведение определяется десятком условных и парой безусловных рефлексов. Другие просто не выживают. Да что я тебе рассказываю, ты сам эту школу прошел. Как только целку сохранил – ума не приложу. Если бы не Хранители, так и коротал бы век до пенсии снабженцем, не подозревающим, что под статьей ходит.

Олег со стоном откинулся в кресле.

— Умеешь ты настроение испортить, — пробормотал он. — Значит, ни на кого положиться так-таки и нельзя? Ну и что теперь делать? Застрелиться самому?