Алекс Клемешье - Квартирный вопрос (сборник)

— Такие дела, брат… Уходить нам пора.

— Куда? Зачем?

— Родина зовет, — вздохнул сержант. — Мы же здесь неофициально, как бы в отпуске. А сейчас из Главка приказ поступил — выходить на задание.

— Вы меня бросаете? — растерянно заморгал Сема.

— Ты, главное, не тушуйся. Мы ненадолго, через недельку вернемся и продолжим. Сам понимаешь — служба.

Спецназовцы уходили налегке, оставив Семе оружие и боеприпасы. На прощание пожав ему руку, сказали: «Не скучай тут!» — и, бросив пару гранат на лестницу, выбежали из квартиры.

Сема остался один. Скучать было некогда: после обеда возобновился штурм. Приходилось держать на контроле несколько секторов стрельбы, снаряжать магазины и периодически ставить на лестнице новые мины, на которых постоянно кто-то подрывался. За день Сема вымотался вусмерть и еле волочил ноги от усталости. В десять вечера, как только наступил комендантский час, он едва не рухнул от изнеможения.

Доев штык-ножом тушенку из банки, Сема подбросил дров в костер, разведенный в тазу посреди гостиной, и сел у огня, обхватив колени руками. «Вот и еще один день прошел!» — подумал он устало-безразлично. В непривычной тишине потрескивали сгорающие обломки антикварной мебели, веяло теплом. Сема начал клевать носом.

— Зря огонь развел, — сказал Белый Носорог. — С улицы видно. Демаскируешься.

— Плевать, — буркнул Сема. — Пусть видят. Пусть знают, что я здесь. Что я не ушел.

Было тихо, только на улице время от времени пересвистывались вражеские часовые. Носорог грел передние лапы над костром, и в его умных глазах играли отсветы пламени.

— Сейчас попрут, — спокойно сказал он.

— Не попрут, — усмехнулся Сема. — Они участкового боятся. До утра не сунутся.

Носорог вздохнул и покачал массивной головой.

Что-то оглушительно лопнуло, костер разметало искрами по комнате. Сема вскочил, как подброшенный, и вцепился в рукоятки пулемета. Входная дверь рухнула, в дымном проеме замелькали лучи фонариков и частые вспышки выстрелов.

— В целях достижения консенсуса, с нашим уважением и искренностью… — пробормотал Сема, нажимая гашетку.

Пулемет загрохотал, на лестнице завизжали.

— Вынужден не согласиться с претензиями противной стороны… — краем глаза Сема уловил неясное движение слева: через развороченное окно в спальню соскальзывали смутные фигуры в черных балахонах. Помахивая мечами, они на цыпочках крались в гостиную.

— На предварительно оговоренных условиях и при тесном взаимодействии… — Сема присел на корточки, зажав уши руками.

Первый ниндзя зацепил растяжку в дверях, и взрывной волной самураев выдуло наружу.

— Ввиду непреодолимых обстоятельств, но с надеждой на понимание… — прохрипел Сема, откашлявшись.

— Сзади! — крикнул Белый Носорог.

Оглянуться Сема не успел, его сбила с ног тугая воздушная волна. Подняв гудящую, как чугунок, голову, он увидел спрыгивающих из дыры в потолке бабушкиного кабинета неуклюжих монстров в противогазах и костюмах химзащиты. Зараженная квартира этажом выше не стала препятствием для наследников.

— Готов рассмотреть любые неожиданные аргументы! В очередь, козлы! — проорал Сема, разворачивая ствол пулемета.

Однако при нажатии гашетки раздался только сухой щелчок. «Как же это я с лентой…» — успел подумать Сема, потянувшись к подсумку с гранатами. Внезапно все подернулось багровой дымкой, и он, кувыркаясь, провалился в темноту и невесомость.

Белый Носорог летел над сияющей облачной равниной, перебирая в воздухе лапами на манер рысака. Сема, сидя верхом, жмурился от нестерпимо яркого света, исходившего отовсюду. «Вот оно как! — подумалось ему. — А ничего. В общем-то, даже красиво». Оглядевшись по сторонам, Сема заметил летящего рядом Моцека Карловича. Тот парил в горизонтальном положении, прижимая к груди папку с документами, и набегающий поток воздуха развевал полы его белоснежных одежд.

— Моцек Карлович! — обрадовался Сема.

— Аюшки! — отозвался консультант.

— А где ваши крылья?

Тот хихикнул:

— Крылья? Это оригинально! Но определенно лучше, чем рога и хвост. Нет, дружище, крылья отращивать пока рано, у нас еще много дел.

Сема покосился по сторонам: белые стены, окно, стойка с капельницей возле тумбочки. Больница?

— Выходит, я живой?..

— Разумеется, — пожал плечами консультант. — Пара простых переломов, небольшое сотрясение, контузия. Мелочи, до свадьбы заживет.

— Все-таки мы проиграли… — вздохнул Сема.

— Отнюдь! — консультант бросил папку на тумбочку и заходил по палате, сунув руки в карманы медицинского халата.

— Из квартиры нас выдавили. Скажем прямо — выкинули. Но! Боевые действия по сей момент продолжаются, и лидер пока не обозначился. Таким образом, перед нами стоит задача отдохнуть, подлечиться и с новыми силами — в бой! У меня тут появились кое-какие идеи…

— Не нужно, — слабо сказал Сема.

— То есть?

— Не нужно идей. Не нужно квартир. Черт с ней, с жилплощадью.

— Ах, вот как? — Моцек Карлович поскучнел лицом. — Капитуляция. Ну что ж, ваше право. Хотите отказаться от наследства — пожалуйста! Тогда в моих услугах нужды больше нет и мне остается откланяться.

Он взял папку и пошел к дверям.

— Моцек Карлович!

— Слушаю?

— Я вот что подумал, — Сема, кряхтя, приподнялся и сел на кровати. — Мои родители до сих пор томятся в застенках жестокого диктатора Мамардама Кадардама.

— К сожалению, это так.

— За последние дни я многое видел, многое понял и многому научился. Скажите, можно добыть мне билет на рейс до Опупеи?

Консультант задумчиво подвигал бровями, потом хитровато улыбнулся:

— Официальных рейсов нет, опупейский диктатор проводит изоляционистскую политику. Но чартерный бомбовоз организовать можно. С парашютом прыгали когда-нибудь?

— Не приходилось. Но хочу попробовать.

— Значит, сделаем. Снаряжение тоже подберем.

— Хорошо бы еще Иванова-Петрова привлечь для тактической поддержки.

— Обязательно! — кивнул консультант. — По старой памяти Генштаб не откажет. Тогда я побежал, надо все организовать. А вы выздоравливайте!

Сема опустил голову на подушку и закрыл глаза. Надо набираться сил. Где-то в далеких саваннах Белый Носорог, позванивая упряжью, щипал траву и ждал своего седока.

Музыка гремела не умолкая. С самого начала Дня Прощания она слышалась отовсюду — из каждого динамика, из любого дверного проема. Даже в Библиотеке, где говорить полагалось только шепотом, звучал раскатистый мотив, означающий одно: час пробил, дети покидают Этаж.