Дин Кунц - Интерлюдия Томаса

– Что такое козявки?

Я прекращаю раскопки в носу и пытаюсь испепелить его взглядом, который даёт жирный намёк на то, что он нудный.

– Все знают, что такое козявки. Короли, президенты и кинозвёзды знают, что такое козявки.

– Я не король, не президент и не кинозвезда. Недостаток в твоих навыках общения, который я распознал, следующий: Джоли Энн Хармони, ты саркастичная. Ты ребёнок-выскочка.

– Это не недостаток. Это защитный механизм.

– Защитный механизм от кого?

– Ото всех.

– Защита предполагает конфликт, войну. Ты хочешь сказать, что ты находишься в войне со всеми?

– Не со всеми. Не со всеми в каждый момент времени. Но ты же совсем ничего не знаешь о людях, так? Особенно, о таких странных людях, как ты.

– Я должен прояснить два момента.

– Валяй, если должен.

– Во-первых, я не странный. Странные вещи сложно объяснить, но в моём случае всё достаточно просто. Странная вещь – это то, что до этого было неизвестно – как факт или как причина, но я известен многим.

– Ты неизвестен мне. Что у тебя за второй момент?

– Я не отношусь к людям. Я не личность. Следовательно, ты не находишься в состоянии войны со мной, и тебе нет необходимости прибегать к саркастическим выходкам. Я не человек.

Мне не нравятся никакие зрелища, кроме самых спокойных выставок с изображениями природы, например, кричащих красками закатов, а также более легкомысленных работ человечества, таких, как фейерверки. Другими словами, зрелище всегда сопровождает ущерб и почти всегда – потери, первый – частичный и, возможно, восстановимый, но последние – безграничные и невосстановимые. Мы теряем так много в этом мире, что каждая новая потеря, будь она большой или маленькой, кажется нам грузом, который может сломать уже прогнувшийся хребет цивилизации.

Тем не менее, моё внимание устремлено к массивному грузовику, «ПроСтар +», трясущемуся по обрыву первого склона, наклонённому под таким крутым углом, что на мгновение чуть не заваливается вперёд, встав дыбом и ударившись задней частью. Но быстро выправляется и бросается в сторону моря, как будто восемнадцатиколёсник, перемещающийся по суше, прокладывающий путь через высокую дикорастущую траву, настолько естественен, как и белохвостый олень, совершающий такое же путешествие.

Грузовик перестаёт казаться присущим ландшафту, когда встречается с горой, которая, как нависший выступ какого-то старинного разрушенного храма, служащий трамплином, подбрасывает машину в небеса. Большое транспортное средство несётся по воздуху, но недолго. Свиньи не летают, как и восемнадцатиколёсник, перевозящий около шестидесяти тысяч фунтов замороженного мяса птицы. Накренившись в полёте, он разбивается внизу, рухнув на правый бок с таким грохотом, что можно подумать, это первый раскат грома, который, несомненно, объявляет бурю Армагеддона, и даже на автостоянке я чувствую под ногами содрогание земли. Когда разлетается вдребезги ветровое стекло, вертикальная выхлопная труба срывается со звуком, похожим на разгневанный крик кого-то из болота юрского периода, и разламывается холодильная установка, вздымаясь белыми облаками испаряющегося хладагента. Менее жёсткая и менее непроницаемая, чем в её лучшие времена, металлическая обшивка боковых стенок прицепа выпячивается и колышется, как будто несколько тысяч замороженных индеек пытаются летать, с тем же успехом, как и их тёплые и живые собратья. Весь трейлер отскакивает, тягач выше, чем прицеп, они расцепляются, перекатываясь в разных направлениях. Избавившись от крыла, как от наплечника бронежилета, тягач останавливается первым, завалившись боком на старый крупноплодный кипарис, который стоит, как одинокий стражник в этой части «Уголка Гармонии». Ещё не потеряв движущую силу, прицеп падает в болотную трясину на полпути к следующему склону, где его обшивка раскалывается, а задние двери от удара открываются, и отборные замороженные индейки вываливаются из нескольких проломов, рассыпаясь по травянистому склону холма, как будто из рога изобилия.

Я уже бегу вдоль задней стены закусочной, где находится только дверь, ведущая на кухню, и окна из матового стекла с жалюзи. Я надеюсь избежать встречи с кем-либо из семьи Хармони, кто, покорившись кукольнику, может тут же начать меня преследовать. Ранее, когда я вёл большой грузовик на эту площадку, припаркованные трейлеры скрывали меня от всех, кто мог выглянуть из окна ресторана, и пару минут эти зеваки будут считать, что это падение «ПроСтар +» было несчастным случаем.

Когда пробегаю за закусочной, я дважды бросаю взгляд вниз, уверенный в том, что из тягача появится пламя. Но он лежит там без единого язычка огня, его скошенные гнёзда для фар похожи на глаза рептилии, что-то пенится через стальные зубы его рычащей сетки. Я думаю, что припоминаю, – дизельное топливо будет гореть, но не взорвётся, как бензин, и, возможно, контакт с искрой или горячим двигателем не сможет воспламенить его.

С ракурса кресла, когда я смотрю вечерние новости, кажется, что так просто быть террористом или диверсантом, если только решить вдруг беспечно вырастить, по-видимому, вызывающую зуд бороду и воздерживаться от регулярного приёма ванны, но, как и в любой другой профессии, успех приходит к тем, кто находит время на изучение основ ремесла, усиленную тренировку и тщательное планирование. Я непрофессионал, который делает всё на ходу. К тому же, я не люблю разрушать и на самом деле почти стыжусь себя, даже если всё, что я делаю, кажется мне необходимым.

С южной стороны закусочной, так как в этой сельской местности газовая компания не предоставляет свои услуги, на бетонной подушке, под прикрытием гофрированного навеса стоят четыре бака с пропаном. Сначала я поворачиваю кожух, закрывающий вентиль. Выкручиваю втулку на резьбе, которая не хочет отвинчиваться, но затем вдруг поддаётся. Отключаю бак от гибкой газовой трубы, которая подводится к какому-то кухонному оборудованию.

Появляются люди из закусочной, кричащие и возбуждённые, но они все с северной стороны, где большой трейлер решил заняться луговым сёрфингом. Из-за того, что другие припаркованные грузовики закрывали обречённый восемнадцатиколёсник – и меня – от любого, кто смотрит через окна ресторана, они должны считать, что водитель находится в руинах внизу, либо тяжелораненый, либо мёртвый. Они так сосредоточены на бедствии, что даже не замечают, когда я опрокидываю бак с пропаном в лежачее положение и качу его к ближайшему обрыву.

Место для стоянки с этой стороны от закусочной меньше, чем стоянка с северной стороны, и она только для легковых машин. Толстые деревянные столбы, которые служат защитой от несчастных случаев, не соединены кабелями, как те, на парковке больших грузовиков. Я ставлю бак между двумя столбами, открываю вентиль, и отхожу, когда сжатый пропан шипит в воздух раннего утра.