Вадим Охотников - Первые дерзания

- Ладно, ладно... - снова пробурчал Леонид Карпович, пододвигая на столе пачку чистой бумаги и одновременно вынимая из кармана логарифмическую линейку.

- Только смотри, осторожно с часами... Не испорти - вещь очень дорогая...

- Они и так уже испорчены! - заметил Семен.

- Да... это верно... - рассеянно пробормотал Чугунцев: видно его мысли уже были в плену у сложнейших математических формул.

- Мне бы посветить... Какую-нибудь лампу надо, - осторожно проговорил Семен, боясь потревожить математика и отбить у него охоту заниматься вычислениями.

- А? Что?.. Лампу? - спохватился Леонид Карпович. И тут же закричал: Сонечка! А, Сонечка! Принеси, милая, настольную лампу из гостиной и помоги тут товарищу. Он будет чинить часы. Слышишь?

Через минуту в кабинет вошла жена Леонида Карповича с лампой в руках. Семен открыл массивную застекленную дверцу и полез на стул, на который хозяйка, разумеется, предварительно подстелила лист газетной бумаги.

Семен работал быстро и с увлечением. Ему очень хотелось обязательно найти повреждение, чтобы сделать приятное Леониду Карповичу.

- А я вас, право, испугалась... - шепотом говорила супруга математика, внимательно наблюдая за каждым движением молодого механика. - У вас были глаза какие-то странные... А теперь - ничего: нормальные.

- Это оттого, что у меня душа горела... Так интересно изобретать, разбираться в механизмах... - также шепотом отвечал Семен.

- Я, знаете, с детства очень боюсь сумасшедших и всего таинственного, улыбаясь, продолжала шептать высокая дама. - Вот эти старинные часы, представьте себе, иногда тоже наводят меня на разные размышления. Когда я вхожу сюда в темноте, то мне почему-то кажется, что они вот-вот пойдут сами... Понимаю, что это глупо, но вот, представьте себе!..

- Так это было бы очень хорошо! - ответил Семен, не склонный к таинственной романтике.

- Что вы говорите! - ужаснулась дама. - Дело в том, что в детстве я слышала столько легенд о старинных часах! Композитор Пуонкиэли даже музыку написал, которая называется "Танец часов". Представьте себе... Ночью вот эти часы начинают скользить по полу и танцевать, покачиваясь... Правда - это страшно? А эти часы - очень старинные, очень старинные... Если бы они ни с того ни с сего заработали или зазвонили сами, я бы ни за что не осталась с ними в квартире!

- Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите... - прошептал Семен: его начинала раздражать странная склонность к мистике у жены такого почтенного и старого ученого, как Чугунцев. "

Дамочка еще очень старинного склада... - с досадой думал Семен. - Некому заняться ее перевоспитанием".

В это время произошла совершенно неожиданная история. Семен нечаянно задел отверткой спиральную пружину, служившую для часового боя и по комнате пронесся басовитый и дрожащий звон. Жена математика громко вскрикнула от неожиданности и чуть было не уронила лампу.

- Что такое? - встрепенулся Чугунцев, недовольный тем, что его математические размышления прервали.

- Милый! Ленечка! Я так испугалась... Я ведь не ожидала, что они зазвонят! - жалобно проговорила жена, продолжая пятиться от часов.

- Не понимаю, что в этом страшного? А почему зазвонили? - обращаясь к Семену, спросил математик, любящий во всяком деле точность и ясность.

- Отвертка сорвалась и зацепила звонковую пружину, - забормотал Семен, немного смутившись, что нарушил работу Леонида Карповича. - Это часто бывает, что отвертка срывается, если ее приходится держать косо по отношению к головке винта...

- Тогда починку часов придется прекратить.

- То есть как? Механику надо уйти, не окончив ремонта? - удивилась супруга.

Стоя на стуле, Семен с восхищением смотрел на математика. Теперь его лицо преобразилось и совсем не было похоже на прежнее, уже знакомое. Глаза горели и остро глядели вперед. Они, конечно, в это мгновение видели перед собой особый мир - царство формул, бесконечно больших и бесконечно малых величин, запряженных в интегралы и дифференциалы. И трудно было мириться возбужденному воображению, попавшему в это царство, с существованием каких-то там испорченных часов и истерических криков. "

Вот он еще какой..." - подумал Семен, осторожно слезая со стула.

- Ты прости меня пожалуйста, - продолжал Чугунцев, обращаясь к Семену. Как-нибудь в другой раз придешь! Тут получается интереснейшая задача! Я не могу допустить, чтобы мне кто-нибудь мешал! Кстати, почему ты решил, что клинья должны быть из обыкновенной стали? А если мы возьмем специальный сплав, такой же прочный, как сталь, но еще лучше проводящий ультразвуковые колебания?

Семен простился и на цыпочках удалился из кабинета.

- Горе мне с Леонидом Карповичем, - сокрушенно жаловалась жена, провожая Семена в переднюю. - Я уже по его глазам вижу, что теперь будет сидеть за столом всю ночь! Как это ужасно!!!

Сердце Семена радостно колотилось. Ему очень хотелось сказать на прощанье жене математика что-нибудь теплое, задушевное, разъяснить ей, что это совсем не ужасно, а, наоборот, - замечательно! Что может быть лучше труда, которым увлекаешься!

Но вместо этого он почему-то сказал: "спасибо" вместо "до свиданья" и вприпрыжку бросился вниз по лестнице.

Глава двадцать первая

Семен бурей ворвался в комнату общежития.

- Ну как? Ну что? Разговаривал с математиком? - одновременно спросило несколько голосов.

- Разговаривал... Он так увлекся нашим проектом, что даже прогнал меня... - задыхаясь от быстрого бега, проговорил Семен.

Ребята с недоумением глядели на него. Ведь если математик увлекся, значит проект понравился. Но тогда почему же он выгнал Семена?

- Чуяло мое сердце, что так и будет... - разочарованно произнес Шурик, опускаясь на стул с усталым видом.

- Да как он смел тебя прогнать? - возмутился Кириллин. - Может быть, ты неправильно нас информируешь? Он, вероятно, вежливо отказал?

- Нет. Выгнал, - твердо ответил Семен, наливая из графина воду в стакан.

Он уже собрался объяснить товарищам, в чем дело, но отказался от своего намерения под влиянием внезапно осенившей его мысли. Ему захотелось узнать, как будут в дальнейшем вести себя товарищи, соратники по задуманному делу.

- Да. Представьте себе - выгнал. Уходи, говорит, и не мешай мне работать, - хмуро подтвердил Семен, торопливо глотая воду.

- Это возмутительно! - вскипел Степан. - Но мы еще ему покажем, как душить новое, молодое, комсомольское дело... Не на таких напал! Надо будет поставить вопрос...

Где и как надо будет ставить "вопрос", Кириллин не договорил. Его возмущение было настолько сильным, что он лишь махнул рукой и отвернулся к окну.

- До некоторой степени профессор, конечно, прав, - сказал Быков. - Ну, в самом деле! Почему он должен тратить свое время, да еще у себя дома, да еще в воскресенье? Вот если бы он отказался консультировать проект после того, как ему поручили вышестоящие товарищи, тогда другое дело.