Владимир Венгловский - Половинки космоса (сборник)

– Все тихо? – встретил его знакомый уже охранник.

– Сам видишь. – Константин кивком головы показал назад. – Машинку прими.

– Знакомая штучка. – Охранник кинул телефон в ящик стола. – Кто пронес?

– Тебе важно?

– Нет, конечно. Ладно, иди, давай. – Нервно отсалютовав, охранник отвернулся к мониторам слежения.

Звонок, шум моторов.

Три часа до столкновения.

Один час до окончания плановой эвакуации.

Резко заныло левое запястье, и Константин обратился к табло с часами. Так и есть! Час до окончания эвакуации, то есть времени не осталось вовсе.

Когда комитет по эвакуации обнаружил, что самый плотный график не позволяет вывезти всех и не хватает полутора сотен минут, был предложен проект «растянутого времени». Примерно за трое суток до «часа Х» все передатчики сигналов времени начали чуть запаздывать, создавая иллюзию запаса минут, чтобы неизбежная паника не помешала отправить последние челноки. Тогда же, для поддержания этой иллюзии, возникла секретная «Служба точного времени». Повсеместное изъятие механических часов стало ее проверкой. Константин, один из секретных сотрудников СТВ, был безумно рад, что никто не смог сохранить и пронести в зал старый механический хронометр! Во всяком случае, на его участке. Пружины и шестеренки не обманешь, и это был бы взрыв. В методичках все описано, от сведения к шутке до прямой ликвидации, но Константину не хотелось думать, что бы он делал, случись такое. Ощущения и так гаже некуда. Найдя глазами Марину, Константин скривился. «Никто нас не простит, тем более мы сами», – от острого ощущения предательства его передернуло.

– Живот схватило, – пояснил он соседу, срываясь с места. – Нервы, наверное!

Ухватившись руками за живот и согнувшись, извиняясь и заискивающе улыбаясь, Константин рванул в сторону туалетов. Там, запершись в кабинке, закатал рукав. Точно, гелевая полоска на руке, еще недавно прозрачная и незаметная, покраснела. Ровно так же, как у других работников эвакопункта. До столкновения с астероидом не более получаса. Сейчас на всех стартовых площадках охрана и персонал стараются незаметно покинуть свои места, пара минут – и сработают автоматические замки, запирая залы изнутри. Мазнув пальцем по стенке, Константин активировал секретную панель и стремительно выстучал на ней десятизначный код. Панель провалилась назад, открыв люк в технологический переход. Скорее, скорее внутрь! Руку в нишу в стене коридора, укол сканера, хватаем ручку настоящего контейнера с багажом – и ходу! Туда, где на позиции ждет спасительный «Ураган-М».

Папин полотер сломался окончательно и бесповоротно. Сережке было до слез жаль механическую каракатицу – почему-то именно ее он любил больше других вещей, придуманных папой. Каждое Сережкино утро начиналось с появления в комнате полотера… Вернее, сперва в комнату заглядывала няня Нина, говорила «Подъем!» или «Пора вставать, соня!», а потом запускала машинку. Полотер деловито пробегался по медовому паркету, осматривался, перебирая суставчатыми лапками, помигивая желтыми огоньками и попискивая, а потом так яростно принимался за работу, будто от скорости и тщательности уборки зависела чья-то жизнь. А сонный Сережа, подпихнув плечом уголок подушки под щеку, нежась под теплым одеялом, прищуренным глазом подглядывал за его передвижениями. Фронт работ механизма был разбит на секторы: справившись с площадкой от угла до подоконника, он вспыхивал зелеными лампочками и перебирался в сектор, занимаемый письменным столом. Ловко лавируя между ножками стола и плотно придвинутого стула, он удовлетворенно урчал, поглощая невидимые пылинки и натирая паркет до маслянистого лоска. Следующий квадрат, следующий – ближе и ближе к Сережкиной кровати, и по мере приближения в Сережкином животе становилось все щекотнее, ведь тапочки неизменно ставили каракатицу в тупик. Если положение всех прочих вещей в комнате, введенное в память полотера при рождении, оставалось неизменным, то тапочки были звеном непостоянным – они могли оказаться левее или правее места, зафиксированного накануне, они могли стоять вместе или порознь. Наткнувшись на них, умная машинка озадаченно замирала, пятилась в нерешительности, объезжала находку по кругу, словно принюхиваясь, робко трогала лапкой-манипулятором. Тапочки были слишком малы, чтобы отнести их к предметам меблировки, и слишком велики, чтобы принять их за мусор: полотер не мог самостоятельно справиться ни с чем, что было крупнее фантика. Обиженно гудя, полотер катился в следующий сектор, иногда неожиданно возвращаясь к тапочкам снова, а иногда просто раз за разом притормаживая по пути. «Оглядывается!» – радовался Сережка, и в этот момент щекотка в животе достигала такой силы, что терпеть ее не было никакой возможности, и мальчишка, беззвучно хохоча, выскакивал из постели, подбегал к каракатице, гладил ее по теплому боку и, сжалившись, уносился из комнаты вместе с тапочками, освобождая прикроватный простор для маленького трудяги.

Полотер ломался и раньше, но тогда был жив отец: мурлыча что-то себе под нос, он разбирал механизм, находил причину поломки, менял детальку, зачищал контакт или подкручивал винтик. Сережка так хорошо помнил все последовательности действий для каждого случая, что мог запросто починить каракатицу и сам, но на сей раз дело было не в оплавившейся изоляции, не в окислившейся клемме и не в сгоревшей лампе – «умер» от старости блок, который папа называл «мозгом» полотера. Все утро Сережка ходил за няней Ниной, демонстрируя ей этот блок, и таки вынудил ее позвонить дяде Вите, который, приехав, только пожал плечами:

– В этом мире, дружок, – грустно сказал дядя Витя, – есть вещи, суть которых понимал только твой отец. Кибернетика сейчас активно развивается и в Америке, и в Японии, да и в нашей стране есть определенные успехи. Но то, чем занимался твой папа, основано на других принципах. «Мозги», созданные американцами или японцами, не оживят твою машинку, а починить ее родной блок… Даже если я передам его на изучение в наш институт, пройдет, может быть, целый год, прежде чем наши ученые разберутся в его устройстве. Да и зачем? Нынешние технологии проще и доступнее, так что имеет смысл купить новый полотер, а не возиться со старым. Ты меня понимаешь?

Сережка сердито сопел в ответ, глядя в угол гостиной. Нос раздражающе выдувал пузыри.

– Черт возьми, Нина! Я никогда не научусь читать выражение его лица! Он понял меня?

– Понял, понял, не волнуйтесь.

– Не станет больше доставать с этой рухлядью?

– Не станет.

– Вытрите ему нос и отведите… в парк, что ли? Пусть отвлечется и успокоится. Заеду в воскресенье.