Анна Голоусикова - Мастер своего дела (сборник)

— А кто его знает-то? Прогневался?.. Да не гневливый он, я-от думаю, что псица его издохла, старая была, а как без собаки истинно отмеченных сыскать? Ты смекай, Вячка, смекай, тебе после меня с Пастухом говорить. Только сначала про сев объяви и чтоб скотину завтра выпустили.

Выпустят, и сеять пойдут все. И про тех, что на поле остались, ни словом не вспомнят, нету их больше, приняла земля с кровью и плотью всех одиннадцатерых. А Пастух двоих бы взял… или троих, тогда, глядишь, и та приблудная, Вячкиной рукой принесенная в жертву, живою бы осталось.

— Благословение Вышнего на клыках псов его, — добавил Исхийя и коснулся знака на лбу. — Жизнь наша в любви его.

Любовь, благословение… слова всё. К севу готовиться надо, земля-то жирная, жадная, хороший будет урожай, а следующим годом, кто знает, может, и Пастух вернется.

— Вот-вот, — поддакнул Исхийя, усмехнувшись в бороду. — Может, что и вернется… если повезет.

Привычный звон в ушах — лопнула пленка, разделяющая миры, — и холод. Под ногами, прикрытая тонким налетом перемертвия, теплится жизнь. Зима прошла, а она еще теплится.

— Сколько ж они той весной крови вылили?

Руда неуверенно машет хвостом, в глаза заглядывает, синеглазая моя, побаивается, не за себя — за меня, преданная девочка. Командую:

— Ищи. Давай, ищи. Вперед.

И страшно — справится ли? Сумеет ли отыскать тех самых, угодных Ему? Агнцев, кровь которых даст еще немного жизни этому миру.

За спиною тают врата, и Руда, гавкнув, отбегает. Останавливается, оглядывается.

— Ищи! Быстро!

Не привыкла она, чтобы кричал, поджимает хвост и уносится вперед по тропинке. Ничего, первый выход всегда тяжел, и для меня, и для нее — едины ведь. Хорошо еще, если в деревню идти не придется, в лесу оно как-то легче.

Повезло. Знак на лбу зачесался — значит, нашла, значит, не ошибся я в прошлом году, выбирая Пса. Повезло ей, если вот так и сразу. Впереди раздается женский визг и Рудин рык, надо спешить, а то упустит еще…

Не упустила. Молодец, девочка, глажу, сую в пасть мясной катышек — кровь земле, плоть собакам, боль Пастухам, силу тому, кто жизнь дарует.

Он отзывается — в наливающихся огнем линиях знака, в нахлынувших волною запахах и оживающей земле. Я есмь любовь. Я есмь жизнь. Я есмь весна.

Чувствую теплую шерсть под дрожащей рукой.

— Ну что, еще пойдешь?

Руда заскулила и облизнулась. Нет, значит. И хорошо, а то спешить надо, подо мной шесть деревень. Встать, отвернуться, чтоб не видеть, как зарастает землей тело агнца, свистнуть Руде, создать врата. В этом году весна не опоздает.

В ночь перед первым визитом Гавры Кузя насрал в четвертый блок сквозь вентиляционную решетку. Обнаружил я это, едва проснувшись, по запаху паленой проводки и весь день был, мягко говоря, не в духе.

Слесаря едва не катались в судороге от восторга — как же, Крутой Человек из Визора приехал на наш сервис! Даже Саныч вылез, вытирая руки промасленной тряпкой, в надежде на скупое мужское рукопожатие Гавры.

— Загоняйте машину, — сказал я тогда.

— Константин, у меня к вам деловое предложение, — ответил он.

— Загоняйте машину или проваливайте.

Он сразу ушел, а по пути легко и без пафоса пожал грязную лапу моего шефа, подмигнул гоп-компании и походя похвалил тюнинг Валеркиного «Волка».

— Зря, лядь, ты так с ним, Костян, это же, лядь, Гавра! Сергей Гавриленко, лядь, ведущий «Ралли без правил»! — Саныч никогда не учил меня жизни, но нынче рискнул. — Я тебе, лядь, редко указываю, ты меня, лядь, редко посылаешь к югу, вроде все путем, но сейчас, лядь, ты не прав.

— Саныч, ты его по визору видел, он тебе как родной. — Я посмотрел шефу в глаза. — А у меня ящика нет, он для меня обычный клиент, только хуже, потому что ничего на диагностику не предъявил.

Этот разговор в нескольких вариациях повторился еще раз пять — практически с каждым слесарем и механиком нашего небольшого коллектива. Гавра, как выяснилось, раньше был певцом, потом бизнесменом, продюсером, художником и еще чертом в ступе — и везде успешно. Его любили женщины, обожали дети и уважали мужики. Я же был к нему равнодушен и не понимал, почему мне ставили это в вину.

Вечером оказалось, что Кузя сыграл роль доброго гения и зря я с утра у Валеры требовал давно обещанный резинострел. Филин насрал ровно туда, куда надо было, — «Двигун» в первый раз выдал четкий диагноз, и получившая молотком в грудину мышка выжила.

Расчувствовавшись, я подарил вылеченную красавицу Кузе. Филин заглотнул добычу, а потом половину ночи ухал, то ли восхищаясь щедростью хозяина, то ли возмущаясь его жадностью.

— Можете поставить электромотор на вентилятор, механика с охлаждением не справится.

— Я не хочу колхозить! — Парень в модной цветной стеганке почти плакал. — Это же двести сороковая, от отца досталась, а ему от деда!

— Тогда искусственно ограничьте объем двигателя до двух литров. Ездить будете медленнее, зато закипать перестанете.

Я не волшебник, но почти. Я — диагност. Если не лучший в мире, то в десятку по России вхожу точно. Ко мне приезжают со всего Северо-Запада, иногда заказывают видеомост с разных концов мира. Я чувствую моторы, мне достаточно услышать, как запускается двигатель, чтобы сказать, что в нем не так. Иногда приходится послушать на ходу или во время прогрева. Гораздо реже — несколько раз запустить и заглушить. В редчайших случаях сеанс диагностики затягивается дольше чем на полчаса.

А деньги я беру поминутно.

— Следующий!

Въехавшее во двор сервиса машину напоминало весьма смутно — практически телега с рулем, джипоподобная колымага жутчайшего вида. Но я в тот момент не обратил внимания на внешний вид автомобиля, потому что едва ли не первый раз в жизни не чувствовал двигателя.

Это был не гибрид, не стандартный электро и даже не древний ДВС. Подойдя ближе, я услышал шелест — движок не молчал, он разговаривал, но очень тихо.

Минуты три я просто слушал, а потом выдал диагноз:

— Принцип работы интересный, раньше не сталкивался. Экспериментальный? Сделайте ему личный кондей, нормальная температура для него — плюс десять-одиннадцать, сам он, судя по всему, почти не греется. Если не разберетесь с нестабильностью в колебаниях, придумайте магнитную подушку, он должен быть наклонен мордой на четыре градуса вверх от горизонтальной плоскости.

— Мне не нужен диагноз, мне нужен механик на одну гонку. Человек, который сможет гарантировать, что машина пройдет от старта до финиша, восемьсот двадцать километров по бездорожью.