Гарри Веда - После Исхода

— Да нет… я по-другому… ты море вишь? — Риккол попытался махнуть рукой, чтобы показать где именно, но получилось вяловато. — Я знаю где это… на Земле… Я был здесь… Ит… Ит… Ита… лия… называется… красиво…

— Да? — Рыжий почесал затылок. — Ну, могет быть… Даже наверняка. Ты идти-то можешь, турист?

— А я что делаю… — Рикк отстранился и шагнул вперед, но колено предательски подкосилось и лейтенант плюхнулся на задницу. — Щаз, погоди… я посижу… и сразу пойдем…

Бен схватил болезного за шиворот и потащил к лавочке у парапета. Рикк елозил ногами и глупо улыбался.

— Так-то получше… — Рыжий взгромоздил молодого на теплую каменную поверхность и вытер рукавом пот. — Ты посиди, а я мигом. Тока узнаю — свободно там и сразу за тобой. Сиди, не вздумай рулить, шоб я тебя по всему ярусу не искал.

— Заметано, ик… — Рикки развалился и закинул руки за голову. — Я был здесь… или не здесь…

— Здесь — вряд ли. Но тебе понравится. — Рыжий тщательно осмотрел подопечного, убедился в нерушимости посадки и хлопнул его по плечу. — Сиди, птичек рассматривай. Пять минут…

Как хорошо… легковесная душа парила в районе затылка, мозг норовил взорваться радостными искрами, а успокоение растекалось в груди елеем. Сторр впервые за последнюю вечность наполнился радостью.

Дурак ты, Тирро… Надел ты серую форму. И платиновая планка на груди. И весь шоколад. А толку… глаза пустые… и сердце пустое… как пенопласт. Тебе уже ничего не нужно — ни радости, ни мечтаний. Ни бирюзового мундира. Ни белого. Никакого. Себя потерял, а что взамен нашел? Ва-ку-ум…

Риккол распростер объятья искусственному солнцу.

И какая разница, что будет дальше. Я есть. И море это тоже есть, пусть и не здесь и, скорее всего, не сейчас. Главное — мы с ним никому ничего не должны. А кто к нам в должниках — так простим по одному. Ничего просто так не заканчивается, судьба всегда по спирали идет, витиеватой такой. Но справедливой…

Сторр вдохнул что было груди и ему почудился аромат свежих морских брызг и цветущих магнолий. Никогда бы не поверил, что пойму суть счастья… и, что самое интересное — где… В притоне…

Вторая Галерея жила с гораздо большим рвением, чем любая другая часть Тортуги. Впрочем, она и отличалась от техногенного дизайна посадочных полей, доковых шлюзов, погрузочных элеваторов и ремонтно-стапелевых секций столь же радикально, как, пожалуй, фуагра из печени деризейской черепахи разнится с питательной боевой смесью в кабине боеда.

Не знай точно, где вы находитесь — ни за что бы не догадались, что подобная красотища расположилась в пентхаусной части пиратской базы.

Галерея являла собой широченную улицу, мощенную мозаичными плитами, опиравшуюся одним плечом о виртуальную морскую перспективу, а вдоль второй кромки — вразнобой красовались причудливые строения, будто телепортированные из разных уголков Обетованной Вселенной.

Клавские пагоды утопали в садочках живых цветов, соседствовали с деризейскими коттеджиками и деуррейскими хижинами, вокруг которых разгуливали натуральные карликовые коровы и свинокуры. Строгие линии строггских жилых блоков чудесным образом сочетались с округлыми боками домиков, типичных для Пегасуса, и резными фасадами типично сирианских строений.

И аромат. Тысяча деревьев, армия разнопланового кустарника, кляксы цветочных клумб и зарослей, трудноподдающихся классификации, благоухали миллионами оттенков, наполняли воздух умиротворением, которое совсем не искажалось толпой пьяных флибустьеров, разгуливающих вдоль проспекта с похабными ухмылками на физиономиях.

Рикк улегся на лавку, отвернулся от моря и уставился в архитектурно-флористический ансамбль, широко улыбаясь счастливой улыбкой. Интересно, цветы пахнут на самом деле? Ближайшая розалиевая клумба была не далее двух метров и лейтенант тщетно пытался разглядеть характерное для голограммы легкое мерехтение контура. Неужто живые… Да ладно… не гоните…

Проверить не было никакой возможности, поскольку опьянение давно перешло в степень, именуемую "хлам", сдобренное гашишевой ленью. Впрочем, голова была ясной, на удивление, только кружилась, падлюка, отчего казалось, что скамья вот-вот опрокинется. Рикку привиделось, что он грохнется прямо сейчас и лопатки инстинктивно впились в твердую поверхность.

Вверху клубились голубоватые облака, омывая опорные балки потолка и ферменные секции, уходившие ввысь — туда взгляд уже не доставал. На небосводе сэкономили, суки… Могли бы уж, для полноты восприятия-то…

— Лежишь, спирохет? — Бен ласково поднял нового приятеля на ноги и аккуратно придержал за шею, чтоб не скопытился. — А я уже обо всем договорился… Вот вспомнишь дядьку Бена добрым словом. Не зря пришли сюда именно сейчас. Элия изъявила желание тебя видеть. Сама. Ты оценишь, короче…

Рикк поднял брови, словно паяц и пытался переключиться от звука голоса Рыжего к смыслу проговоренных им слов.

— Элия, парень — это бест. Криотка… эльфийка в смысле… Эт тебе не дребедень какая-то, что за монетку. Не, паря, тут она серьезней. Не со всеми, ой, далеко не со всеми… и… кстати, сказала — щаз глянет, если понравишься — денег не возьмет. Настроение, типа того… ты понял, да… а ты ж у нас красавчик, так что вот и свезло тебе. В первый раз на Тортуге и опа — сразу Элия. Тык что фартовый, гы…

Бен буквально внес полусознательного лейтенанта в ажурный эльфийский домик, который, как оказалось, прятался всего в двух шагах.

Рикк с трудом различил мелодичный женский голос сквозь затуманенную полоску, соединявшую его с сущим миром.

— О-о-о… как его… что ж ты не сказал, что он горизонтальный…

— Да ниче, приустал, паря… нешто у тебя настоечки нет какой… ну, чтоб… хотя бы говорил.

— Ой, иди уже, разберусь…

Рикк продолжал сползать по шершавой стене и глупо улыбаться.

— Кто же тебя так, бедненький… И неожиданно-теплая приятная ладошка на небритой щеке.

Ее белесая стать отливала в полумраке, словно фарфоровая. Рикк проводил рукой по гладкой коже, ощущал длинные мышцы, вьющиеся под пальцами. Округлости, изгибы и пьянел страстью ликующего естества. Девушка извивалась, змеей, изгибалась медленно-медленно, Рикки никак не мог подстроиться. Она облекала его собой, словно ватой и голова вышла из подчинения вовсе. Упругие уста непрерывающимся поцелуем покрыли его губы, шею… Возникло ощущение, что женщина воспринимает биение некой таинственной волны внутри мужчины, управляет ею, распускает всплески наслаждения по нервной системе, как воду по ткани.

Поцелуи перетекли на грудь и стало жарко. Рикк выгнулся помимо воли, мышцы напряглись, подобно углеродистой стали… Миг и… ее губы оторвались от кожи. Жар сменился ознобом, но не успел Сторр раскрыть глаза, как пламя возникло вновь, но уже ниже, описывая длинные дорожки по мышцам пресса.