Кирилл Бенедиктов - Блокада. Книга 2. Тень Зигфрида

В огромной квартире было пусто — жена и сын Абакумова летом жили на даче. Комиссар госбезопасности жестом пригласил капитана в кухню, открыл холодильник, достал оттуда початую бутылку водки и глиняную тарелку с солеными огурцами.

— Выпьешь?

— Я же не пью, товарищ комиссар госбезопасности.

— Пьяниц не люблю, трезвенников опасаюсь, — проворчал Абакумов, наливая себе полстакана водки. — Не я сказал, а сам товарищ Горький. Ну, и что там у тебя стряслось, капитан?

Он выпил водку залпом и вкусно захрустел огурцом.

— В воскресенье по личному распоряжению наркома внутренних дел я был направлен в Ленинград, — начал Шибанов, но шеф перебил его.

— Это ты мне можешь не рассказывать. Все, что связано с операцией «Вундеркинд», я курирую лично.

«А я думал, нас товарищ Берия курирует», — подумал Шибанов. Вслух он сказал:

— В Ленинграде ЧП, товарищ комиссар госбезопасности. Из хранилища ленинградского управления НКВД похищены предметы, изъятые у Льва Гумилева летом тридцать восьмого года.

Абакумов посмотрел на него тяжелым взглядом. Глаза у него были красные от недосыпания.

— Что-то я не понял, капитан, — сказал он медленно. — Что значит — похищены?

Шибанов коротко и четко доложил ему все, что узнал в Ленинграде. С каждой минутой Абакумов мрачнел все больше.

— Ты понимаешь, что это значит? — спросил он.

— Думаю, да. Противник провел на нашей территории наглую операцию. Работали наверняка профессионалы, диверсанты высокого класса.

Абакумов плеснул себе еще водки, выпил, скрипнул зубами.

— А ты отдаешь себе отчет, капитан, какие в этой игре теперь ставки? — спросил он хриплым голосом. — И сколько сил пришлось затратить немцам, чтобы вытащить эти цацки из блокадного города?

Некоторое время шеф сидел, глядя в одну точку. На его сильном лице играли желваки.

— Они знают про Гумилева, — сказал он, наконец. — Возможно, они знают о том, что мы ищем орла. Из этого следует два вывода. Ну-ка, капитан, скажи мне, какие.

Шибанов потер сломанный нос.

— Во-первых, не исключена утечка информации, — сказал он. — Где-то у нас завелась крыса.

Абакумов кивнул.

— Правильно. А во-вторых?

— Будем отменять операцию?

Комиссар госбезопасности внимательно посмотрел на него.

— Ты головой-то сильно ударился? — заботливо спросил он.

— Врачи говорят — сильно, — пожал плечами Шибанов.

— Оно и видно! — рявкнул Абакумов, хлопнув по столу ладонью. — Операцию надо проводить в кратчайшие сроки! Немедленно! Потому что если мы не вернем орла в ближайшие дни, мы не доберемся до него уже никогда! Понял, капитан?

Шибанов вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

— Так точно, товарищ комиссар госбезопасности.

— Ты должен был сразу ехать к наркому, — буркнул Абакумов. — Почему поехал ко мне?

— В тюрьму неохота, — честно ответил Шибанов.

— Брось, никто бы тебя в Лефортово отправлять не стал. Но сделал ты правильно. Тебе, кстати, повезло — Лаврентий сейчас у Хозяина, на Ближней даче. Вернется не раньше одиннадцати. Ты к этому времени должен уже час сидеть у него в приемной, понял?

Абакумов с сожалением убрал ополовиненную бутылку обратно в холодильник.

— Я сейчас тут помозгую, как лучше все это повернуть, а утром поеду в контору. Прикрою тебя от Лаврентия. Давай, капитан, двигай. И поспи хотя бы минуток двести, а то у тебя рожа — краше в гроб кладут.

Выйдя на улицу, Шибанов глубоко вдохнул прохладный утренний воздух. Напряжение, владевшее им последние несколько часов, постепенно отпускало свою стальную хватку.

«Почему шеф сказал «если мы не вернем орла»? — неожиданно подумал капитан. — Он оговорился или… проговорился?»

Абакумов наблюдал в окно, как капитан идет к стрелке Телеграфного и Потаповского переулков. Дойдя до перекрестка, Шибанов покрутил головой и вдруг, развернувшись на носках, нанес несколько пушечных ударов невидимому противнику. «Молодой еще, — хмыкнул про себя комиссар госбезопасности. — Детство в заднице играет… боксер хренов…»

Он прошел в комнату и несколько раз крутанул диск рогатого черного телефона.

— Максим Александрович? — сказал он в трубку. — Это Абакумов. Прости, что разбудил. Тут у меня новости. Нет, нехорошие. Лучше ты ко мне. Жду.

Абакумов оказался прав: выслушав рапорт Шибанова о происшествии в Ленинграде, Берия потемнел лицом и пробормотал про себя какое-то грузинское ругательство, но кричать на капитана не стал, а велел ему немедленно возвращаться на базу С-212 и доложить об изменившейся ситуации командиру группы. Когда Шибанов вышел, нарком вызвал к себе своего заместителя Богдана Кобулова, человека, которому доверял почти как себе. Кобулов, огромный, толстый армянин, был начисто лишен каких бы то ни было сантиментов; Берия знал, что во время работы на Кавказе Богдан сам пытал подследственных, вырывая им ногти.

— Поедешь в Ленинград, — велел Берия. — Тамошние чекисты крепко проштрафились, надо их наказать.

— Есть, товарищ народный комиссар внутренних дел, — прогудел Кобулов. — Накажем так, что никому мало не покажется.

— Это не все, — перебил его Берия. — Возможно, там поработала немецкая разведка. И если это так, то мне нужны улики. Настоящие, а не вырванные с мясом, ясно?

…Капитан Шибанов не любил проигрывать. А еще он очень не любил, когда его, как нашкодившего щенка, тычут носом в лужу — да еще на глазах у девушки, которая ему небезразлична.

Когда Жером перед всей группой отругал его за безынициативность, Шибанов едва сдержался, чтобы не полезть в бутылку. Голова у него трещала, как пустой орех, зажатый железными щипцами. После мягкой посадки на лес полученная в Ленинграде контузия снова дала о себе знать, и капитану приходилось тратить массу усилий, чтобы просто не грохнуться в обморок. Какая уж тут инициатива! Но Жерому, похоже, было на это наплевать. А может быть, он специально выделывался, чтобы опозорить капитана перед Катериной?

Шибанов чувствовал, что пока он загорал в ленинградской командировке, на базе происходили какие-то важные события. Во всяком случае, в поведении Катерины угадывалась какая-то отстраненность, которой он не чувствовал раньше. Неужели все-таки Левка, гад, подсуетился, думал капитан, поглядывая искоса на сержанта медслужбы. А что, вполне вероятно. Все-таки пять дней форы у него были.

Когда группа вернулась на базу, капитан улучил момент и шепнул Кате:

— Выходи через полчаса после отбоя на террасу, поговорить надо.

— Если не засну, — Катя улыбнулась, но Шибанову ее улыбка не понравилась. — Устала я сегодня безумно…

Капитан тоже чувствовал звенящую усталость в мышцах, но спать ему не хотелось совершенно. Он лежал в темноте, считая секунды. Шестьдесят секунд, шестьсот, тысяча восемьсот… Ему показалось, что дверь соседней комнаты едва заметно скрипнула.