Олшеври - Вампиры замка Карди

- Да, я знаю, они о-о-очень любят всякие ужасы! - ухмыльнулся Гарри. Они прямо-таки мастера в области ужасов... Концлагеря, газовые камеры, эксперименты над людьми, вроде тех, что проводятся в моем родовом замке, а еще - массовые истребления мирного населения, рвы, полные трупов... Причем они сами же заставляют обреченных рыть себе могилы! Прелесть, как сентиментальны! Когда об этом начали писать в газетах, никто поверить не мог, говорили - журналисты выдумывают...

Гарри прервался, поймав укоризненный взгляд Джеймса.

- Нет, это не остроумно, Гарри, то, что вы сказали. Концлагеря и эксперименты над людьми не имеют отношения к тем милым старомодным ужасам, которыми так увлекалась Лизе-Лотта. Вообще, я не понимаю, как в ту Германию, в нашу с Лизе-Лоттой Германию мог прийти фашизм! Бред какой-то... Та Германия, которую знал я... Она была прекрасна. Моя Германия. Я любил ее. И я любил Лизе-Лотту. Но чувства у нас были сугубо возвышенные...

- Тогда почему вы женаты на Констанс? - угрюмо спросил Гарри.

Нехорошо быть таким бесчувственным, но зато как приятно сбросить Джеймса с небес на землю!

- О, это очень печальная история, - рассмеялся Джеймс. - Следующим летом я не вернулся на каникулы в Англию, а совершил путешествие по Германии на автомобиле, с Лизе-Лоттой и двумя нашими друзьями. Они, кстати, были евреи.

- Евреи?! - ужаснулся Гарри.

Он ужаснулся потому, что знал, какая участь выпала всем немецким евреям...

Но Джеймс неправильно его понял и улыбнулся такой саркастической, мерзкой улыбочкой, что Гарри тут же захотелось дать лорду Годальмингу по зубам!

- Вас это не должно шокировать, Гарри. Американцы всегда так чванятся своим демократичным отношением ко всему на свете, в том числе к вопросу национальности и вероисповедания. А вот мой отец едва не умер от потрясения, когда узнал, что я дружил с евреями. А они были мои лучшие друзья! Мои - и Лизе-Лотты. Эстер и Аарон Фишер. Аарон уже окончил медицинский, работал помощником у герра Гисслера, дедушки Лизе-Лотты. Эстер - очень красивая девушка, моя ровесница - нигде не училась, потому что приличная еврейская девушка нигде не учится, к ней учителя на дом ходят. А она была приличной еврейской девушкой. Во всяком случае, так считали ее родители. Хотя она мечтала сбежать и стать танцовщицей, и вообще много о чем мечтала, а уж пылкостью могла превзойти и дюжину таких, как ваша Грета! Так вот, отправились мы в путешествие. Это было самое лучшее путешествие в моей жизни. Хотя мне приходилось много путешествовать - как и положено англичанину из хорошей семьи. Мы ночевали в гостиницах, брали два двухместных номера. Девушки - в одном, мы с Аароном - в другом. Мы объехали все города, все музеи, все замки. Лизе-Лотта была нашим экскурсоводом. Она так хорошо умела обо всем рассказать... Это было лучшее лето в моей жизни.

- Судя по вашему печальному тону, Джеймс, романтическая героиня вашей истории скончалась, оставив вас навеки безутешным?

- Нет, Гарри, она не умерла. Точнее, теперь-то я не знаю... Наш роман продолжался три года. Только следующие лета я проводил все-таки в Англии. Я собирался жениться на Лизе-Лотте, когда мне исполнится двадцать один год и я стану совершеннолетним. В ожидании этого мы сохраняли сугубо целомудренные отношения. А жаль.

- Чего жаль? Что не успели утратить целомудрия? - нагло спросил Гарри: он все не мог простить Джеймсу предположения относительно его, Гарри, девственности...

- Нет, Гарри, я сожалею не об упущенных возможностях, - спокойно ответил Джеймс. - Я сожалею о потерянном счастье. Если бы Лизе-Лотта забеременела и родила мне ребенка, мой отец не стал бы протестовать против нашего брака. Он бы как-нибудь наказал меня... Не знаю, как. Но наследства не лишил бы и не позволил бы мне отказаться от моего родного ребенка. Для него кодекс чести был превыше всего. Он бы умер от огорчения, если бы узнал, что я изменяю Констанс. Жаль, в юности я был слишком глуп и не понимал... Нам с Лизе-Лоттой следовало тайком пожениться и завести ребенка. И все бы само собой решилось. Но мне хотелось ввести ее в мой дом невестой, чтобы все было красиво... А отец, видно, догадался. Или дошли до него какие-то слухи. Но в ту осень, когда мне исполнился двадцать один год, он не позволил мне вернуться в Германию. Просто не позволил. А я не посмел ослушаться. Он приказал мне жениться на Констанс. И я женился. Бедняжка Лизе-Лотта, наверное, ждала меня, ждала... И не понимала, что произошло. Она никогда не писала мне в Англию. Я просил ее этого не делать - а она всегда делала то, о чем я ее просил. И она никак не могла узнать, что же произошло со мной, куда я делся, почему не вернулся в Германию, хотя обещал... Обещал! И просто не вернулся.

- Но вы ведь... Как-нибудь... Сообщили ей? - Гарри, против собственного желания, почувствовал интерес к этой истории и сочувствие к юным влюбленным неудачникам!

- Нет. Я не мог написать ей. Не посмел. Я трус, Гарри. Впрочем, вы это уже поняли. Я не знал, как написать ей, что женился и чтобы она не ждала меня. Впрочем, в том же году она вышла замуж за Аарона Фишера. Полагаю, с ее стороны это был жест отчаяния. Она ведь любила меня. А Аарона - никогда. Да и он ее не любил. Они просто дружили. Уж я-то знаю. Но он был помощником ее деда... Может, дед их заставил пожениться? Хотя - вряд ли. Он всегда был дальновиден. А тогда в воздухе уже запахло грозой. Хотя еще не очень явственно... - Джеймс замолчал.

И Гарри содрогнулся: ему показалось - это похоже на минуту молчания в память о погибших товарищах.

- Она родила Аарону сына. И больше ничего я о них не знаю, - произнес Джеймс своим прежним меланхоличным тоном. - Я знаю только, что бежать из Германии они не успели... Или не смогли. Я наводил справки - все время с начала террора в Германии я справлялся о них - ни в Америку, ни в Англию, ни в скандинавские страны они не переехали. И никто из семьи Аарона.

Он снова замолчал. И в этот раз это действительно была "минута молчания". И прервал ее опять сам же Джеймс.

- Я только надеюсь, что дед позаботился о ней, спас ее... И малыша. Хотя бы их. Вряд ли он мог бы спасти Аарона. Или Эстер... Господи, я часто бывал в доме Аарона... У него такие милые родители... Господи, Боже, я не понимаю, не пойму никогда... Как это все могло случиться в Германии?!! Джеймс стиснул кулаки, потом медленно разжал пальцы и странным долгим взглядом посмотрел на свои ладони.

"Все-таки он - чокнутый", - подумал Гарри, но теперь уже с сочувствием.

- И вот та вторая причина, Гарри, о которой я не говорил ни вам, ни кому другому, по которой я так рвался в эту экспедицию, - тихо, спокойно сказал Джеймс. - Знаете, как зовут доктора, который начальствует над группой ученых, окопавшихся в замке ваших предков? Его зовут герр Фридрих Гисслер! Это тот самый... Дедушка Лизе-Лотты. Я подумал, что смогу что-нибудь узнать про нее, если подберусь к ним поближе. Я не мог бы жить... Нет, это просто была не жизнь - не зная, что с ней! Особенно - теперь, когда появилась возможность узнать. И если я погибну, Гарри... Я вам завещаю: найдите Лизе-Лотту, если она жива, и позаботьтесь о ней. И, если ребенок уцелел... Считайте, что это мой сын. Позаботьтесь о нем тоже.