Ольга Макарова - Спасаясь от войны, или Закрытые небеса

В тот день у нас такой переполох поднялся, что просто жуть. Я даже не понял сначала, что происходит. По всему поселению бегали охранники, орали на трудяг, а те шустро очищали улицы от всякого дерьма. Потом Тарас объяснил, что приезжает какая-то большая шишка. Я ж было обрадовался, но он крылья-то мне подрезал: не Жанна(глава клана… как узнал, что это женщина, так сомневаться начал… но мстить все равно буду — я на полпути не остановлюсь!).

Ладно, я махнул рукой на все свои мысли. Побрился, форму почистил и пошел гонять оборванцев. Они у меня улицы только что не вылизывали. Такой вот я изверг.

Потом сидел с охраной в пивнушке, глушил дрянное пиво и слушал свежие сплетни… не, все-таки сплетни — не чисто женская черта: полно мужиков, которые также трещат, как сороки, о всякой фигне часами напролет… зрелище жалкое… Но зато узнал, что приезжает какой-то Алекс, снайперский тысячник (…на снайперов у меня тоже зуб…), вроде рекрутов набирать… Под это дело охранники уже вовсю готовились просить за своих детей, у кого они были… А я готовился просить за себя…

Приехал он на потрепанном внедорожнике (этого монстра изобрели совсем недавно, в войну и назвали Студебеккер-XXI… смахивает на утяжеленный УАЗ), почти что без охраны… для такой большой шишки четверо человек — не охрана, а мелочь.

Во время его приезда я и еще несколько наших занимались тем, что разгоняли толпу, чтоб освободить дорогу. Оборванцы столпились на ней, чтоб поглазеть и поорать. Зрелище нашли, идиоты!..

Самого Алекса я видел мельком. Тощий, высокий и лопоухий. И лет ему… ну не больше двадцати пяти. Щегол… я старше, и не на эти три года, а на целую жизнь… я проклинаю всех, кто заставил меня потерять все и состариться в двадцать восемь лет!..

Часа два он болтал с нашим командиром. Тот собрал нас и велел найти хоть одного «Чайку» среди трудяг. Мы ругались долго, но приказ пошли выполнять. Правда, не сразу. Самые наглые подловили тысячника на выходе из командирской хибары и стали упрашивать взять в снайперы своих малолетних бездельников. А я просто подошел, поглядел на щегла с высоты и сказал: я «Чайка», командир. И значок достал как доказательство.

К вечеру я уже собирал пожитки. Тарас со мной не разговаривал. Да, я враль. И вообще большая сволочь. Прощайте…

Я нашел ей «Чайку», и теперь надеялся-таки на прощение. И я его получил. Правда, в виде вернувшегося равнодушия со стороны моей Генри. Все просто стало, как обычно. Я ей совершенно неинтересен. Ей никто неинтересен. Вообще. Странно, как можно жить вот так, одиноким волком? Без друзей даже. Без радостей и вообще чего-нибудь, кроме работы. Блин, я не психолог, но вижу, что все это неспроста; возможно, в ее жизни произошло что-то ужасное… Да, и знаю, что тот, кто докопается до этого забытого ужаса, кто поймет и утешит, тот и станет ей самым дорогим в мире человеком.

Никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Жизнь идет мимо. Гоняю щеглов на тренировках, объезжаю границы, посылаю своих снайперов в разведку и патрули, помогаю нашим улаживать дела с данниками, пью пиво. Все. Бесполезно и бессмысленно. Если в моем мире не будет Генри, он потеряет свою ценность. Я просто пущу себе пулю в лоб.

Трясся полдня в долбаном Студебеккере двадцать первого века. Никто со мной не разговаривал, но зорко следили все. Не доверяли. Пытался выспаться — не получилось. В итоге всю поездку глазел на окрестности. Слева от дороги была сплошная стена леса, справа — склон. Где-то вдали виднелся пустой город. Рядом с морем. Мне стало тоскливо и скучно. Проклятая война…

Остаток дня бродил по слету «Невидимок» с двумя сопровождающими. Им я задавал вопросы; на некоторые даже получал ответы. Армия здесь была крутая, и обучение было поставлено замечательно. Дисциплина у солдат — просто супер… Видел химлабораторию и бараки. Поболтал с парочкой местных. Собирал информацию, в общем.

О Жанне узнал немного, но достаточно, чтобы не делать глупостей и не спешить с местью: лучший боец и лучший стрелок, в добавок ко всему этому, по словам «щегла», — еще и невероятно умный человек. А в общем, девчонка, которой едва 18. Мне обещали, что завтра она со мной поговорит. Выделили палатку и паек. Еда мне понравилась, потому что от хорошей еды я успел отвыкнуть, а вот спал я плохо. Снилась какая-то чушь. Еще подумал, что это, наверно, из-за полнолуния. Вышел из палатки покурить, действительно увидел луну… и пару часовых, которых ко мне приставили. Но я с ними через пять минут уже играл в картишки при свете костра. Так я начал заводить друзей. И постепенно мои планы стали заметно меняться, хотя цель оставалась на месте…

Я начал втираться в доверие. Интуитивно чуял, что так надо, и все. А своего я добился: по негласному приказу одного из моих новых приятелей за мной прекратили всякую слежку. Идиоты, вы выпустили вервольфа на свободу!..

Я считал дни до ее приезда. Возле моего логова торчал из земли деревянный столб, от старой виселицы, которая отслужила свое. Каждое утро я выбирался на свет божий и делал на этом столбе зарубку — типа, прошел еще день. Я не знал, где моя Генри, но знал, когда она вернется. Я ждал. Я скучал. Я срывал злобу на новобранцах… и друзьях, чего греха таить. Я всех ненавидел. Меня даже прозвали Лютым Алексом, потом укоротили просто до Лютого. Переименовали, гады.

Сгорел я, изнутри сгорел. В мире больше ничего не осталось, что было бы жалко потерять. Проклятая война…

Генри вернулась тихо и незаметно, когда был пасмурный вечер и шел мерзкий снег, похожий на крупу. Пришла пешком. Замерзшая и посиневшая от холода. Я накинул свою куртку ей на плечи; пользуясь случаем, приобнял. Я был рад.

А полчаса, когда она, тихая и дрожащая, грелась в моем логове и пила мой малиновый чай, я счел за знамение свыше… Такой я ее не видел никогда. Такой… маленькой… такой… беззащитной… С ней что-то случилось…

Алекс… она сказала: Алекс!..

Что?.. я аж подпрыгнул. Я в этот момент готов был сделать все, что угодно…

Но нет… Больше ни слова. Собрала волю в кулак, и я почувствовал, что девочка-гранитная-стена снова в строю. Пошла отправить кого-то за машиной, которая заглохла недалеко от последней границы… и за телами наших… Так я догадался, что случилось: напали на них, и выжила только Генри.

Машина заглохла, шли пешком. Всего их было трое. Один упал в кем-то предусмотрительно вырытую волчью яму с колом на дне. Второй просто пропал. Третий, единственный, похоже, не дурак, Генри одну не оставлял, поэтому и пулю получил вместо нее. И это почти что у самого слета!.. Только местного маньяка нам еще не хватало!..

С этого дня я самому себе поклялся не спускать глаз с моей Генри. И найти того урода. Это кто-то из наших. Без всяких сомнений.