Ольга Макарова - Галерея Миров

Виктор… Виктор… Вик-тор… Victor! Победитель по-латински. Это не его имя… как смешно…

Текущая красным рана на плече, и эта глупая полоса через весь затылок…

— Денис!!! — Рон заорала изо всех своих сил.

Пленник обернулся и в удивлении даже выронил нож, глядя, как она бежит через толпу чуть ли не прямо по чужим головам и спинам…

Рон проснулась резко, как будто ее ударили током. Вскочила с раскладушки, и начавший собираться сугроб разлетелся во все стороны. Сон… просто сон…

Вот они, vivid dreams, как говориться… Но так скоро?

Сон, явь, все перепуталось… еще бы, когда сны ярче реальности, начинаешь сомневаться, что они всего лишь сны.

Но бешено стучащее сердце потихоньку успокаивалось, а мысли начинали идти верным размеренным шагом… Разбушевавшаяся река, смыв с десяток деревень, возвращалась в привычное русло… беспорядочная толпа солдат строилась в правильные колонны… ветер разбирал песок по цветам…

За окном серо-белое месиво из ветра и снега… На тропе — никого. Протикало двенадцать часов, если не больше, с тех пор, как ушел Ив.

«Ив… Ваня, братик, ну где ты?» — чуть слышно прошептала Рон.

Стоять, ждать, смотреть в бинокль… или бежать невесть куда с магнумом в руке, звать его, пытаясь перекричать ветер?.. Ну куда Ив денется? Да все с ним хорошо. Просто остался поспать в бункере, и трофеев, наверно, слишком много взял… жадность фраера погубит… Рон попыталась улыбнуться, представив его согнувшимся в три погибели под тяжестью «грифовских» пушек, гранат, шмоток… и водки, конечно… Улыбнуться не получилось…

Он проснулся в пустой комнате, возле догорающего костра. Кто-то заботливо накрыл его одеялом, под голову подложил что-то мягкое, перевязал рану… хаха, кто-то… Рон, кто же еще? Рон… любая мысль о ней, как прилив теплой морской волны…

Море… детская память — долгая… Ярко-голубая вода. Нет, даже с зеленоватым оттенком. Волны, бесконечные, большие и маленькие. Теплые. Горьковато-соленые… на раскаленный песок… Чья-то шустрая яхта вдали. Под белым парусом. Кричат чайки, смеются люди на пляже, шумит море…

Море… детская память — долгая… И второе воспоминание последовало за первым неотступно: гулкий бум, и над ярко синей волнистой поверхностью вырастает гигантский гриб. Все, что было рядом, превратилось в пар… вода, камни, живое… в пар, который поднялся столбом под самый купол неба. А по воде побежали уродливые бугры. Во все стороны. Как притаившиеся чудовища. Чтобы вынырнуть у самого берега и накрыть его волной, горячей, как кипяток… накрыть, разбить на кусочки и потянуть назад, в море…

Это было ужасно и… красиво…

Ну, что это такое… что за бессмысленная цепочка ассоциаций?.. и хватит об этом вспоминать…

Денис встал, прошелся по комнате. Он казался себе слишком легким, как будто наполовину летел над полом. Даже страшно — вдруг и вправду взлетишь?..

Ничего, все вернется… как только голова начнет нормально соображать… а пока… ха, не улететь бы куда ненароком…

Осторожно подобравшись к камину, Денис сел возле него, подбросил угля. Уголь… будь Денис лет на… тридцать помладше, тут же полез бы исследовать шахты под погребом. Ему и сейчас было любопытно. Кто знает, что в сердце этой горы… Просто куча ходов, а может быть, забытое Убежище? Или один из подземных бункеров со знаменитой «красной кнопкой»?..

…огонь вспыхнул десятком радужных переливчатых языков. Странно. Это что, последний глюк на прощание? Проверим…

Неизвестно, что он хотел проверить и как. Не думал об этом. Просто взял с ящика книгу «Художники XX века»(вторую любимую книгу Рон) и открыл на первой попавшейся странице. Арена. Денису показалось, что он просто провалился в картину, как в воду. Вынырнул уже с тем неведомым свертком эмоций, который называют впечатлением… словно он жил и умер там… в этом нарисованном мире…

Ему не верилось, что такое может быть. Здесь, по крайней мере… Денис перелистал всю книгу, всматриваясь в каждую картину до боли в глазах. Нет. Больше ничего подобного. Только презрительное чувство, почти отвращение к примитивным, как ему казалось, картинам и узорам. Это чувство накопилось, перелилось в ненависть и гордое «Я могу лучше!»…

Последним страницам, которые оставляют «для заметок», суждено навеки остаться чистыми, пока их не съедят влага, грязь и книжные черви… Что ж, этой не повезло…

Денис ровно срезал ее ножом, чтобы не портить остальную книгу, и, не долго думая, потянулся за куском угля…

— Притормози, парень…

Ив послушно остановился.

— М-да… неплохая хибара… — сказал «Гриф», глянув в бинокль, и добавил: — и симпатичная девчонка возле окна…

— Это моя сестра… она врач… не убивай ее… — почти взмолился Ив. — Даже «Грифы» не убивают врачей…

— Посмотрим… Врач, значит… И по совместительству снайпер, да?

— Нет!

— Уже интересней… — хитро протянул «Падальщик». — Сложную задачку ты передо мной ставишь, малыш… Я вот тоже подкину тебе мысль… Эта тропа явно хорошо просматривается, а нам с тобой нужен менее заметный путь. Думай.

— Поклянись не убивать мою сестру, — потребовал Ив, — честью, жизнью… чем у вас там клянутся…

— Ничего не могу обещать. Если она наставит на меня пушку, то уж извини… если нет, ладно, я дам ей шанс… — «Падальщик» звонко щелкнул пальцами.

— Пошли… надеюсь, ты все-таки грохнешься где-нибудь по дороге! Чтоб тебя…

Ив столько раз ожидал получить прикладом по башке… и столько раз не получал… оборзел в конец. И вот… хррясь, да так, что искры из глаз посыпались. Черт… ведь когда меньше всего ждал! И этот урод еще и улыбается!.. смешно ему…

— Ты попался на старый трюк, — хохотнул «Гриф». — Иди давай…

«Старый трюк» — это метод, каким сопляков учат всегда быть начеку…

Ив попался не только на старый трюк, он вообще попался. И теперь до него это доехало. «Гриф» сыграл на человеческой слабости — желании жить. Чтобы выжить, человек становится трусом, предателем, рабом… кем угодно… А все эти его разговорчики… ясно теперь… Надо было отказаться, хоть погибнуть с честью… но сейчас поздно думать. Привел. Все…

Обошли дом с другой стороны, по узенькой обледенелой тропке. «Гриф» даже не поскользнулся. Хранил же его Бог Войны!..

«Гриф» остановился шагах в десяти от двери.

— И что же нам с тобой делать? — размышлял он вслух. — Ладно, поживи пока. Давай, руки за спину.

Ив равнодушно заложил за спину руки, через секунду их намертво стиснул кожаный ремень. Его теперь вообще не развязать, только резать. А пофиг…

— Ремень, — хмыкнул пленник. — Штаны-то не потеряешь?.. падаль…

У Ива даже мелькнула мысль, как было бы хорошо получить еще раз по башке и на этот раз хотя бы потерять сознание. Чтобы ничего не видеть и не слышать… Больше всего на свете хотелось деться куда-нибудь, исчезнуть, испариться… и забыть…