Олег Глижинский - Волна

"Вить", — сказала стрела, пролетев мимо нее, и пробила Норик горло.

Дора обернулась. Враги были уже в шагах в тридцати, среди них в простой куртке воина с луком в руке двигался Всемогущий. Дора пришпорила лошака, подняла меч и, завизжав от какого-то отчаянного восторга, рванулась к нему. "Убить — и город спасен!" — пульсировало в мозгу. Что-то тяжелое обрушилось на шлем сзади, земля поднялась вертикально и ударила по лицу,

стало темно. Потом стало никак…

Дора смотрела на Всемогущего. Подбородок дрожал, влага рвалась из глаз на свободу. Лицо Всемогущего перекосилось, он обнял ее за плечи и стал утешать:

— Ну не надо так. Что есть — то есть. Надо жить дальше. Особенно сейчас. Мне звездозрей сказал, что эти дни такие, что у нас с тобой обязательно будет мальчик. И лекарка сказала, что сейчас у тебя самое лучшее время, чтобы понести…

Слезы хлынули двумя ручьями. Дора рухнула на кровать, воя в голос и корчась. Она была раздавлена.

Через двадцать дней Всемогущий, когда лекарка удостоверилась, что Дора забеременела, отпустил ее в сопровождении четырех надежных воинов. Из добычи, взятой в Сэте, отобрали Дорины вещи. Здесь были и алмазы, и три шприца с регенерином, и три коробочки — с сонными, противосонными и отрезвляющими шариками. По решению Всемогущего ей предстояло покинуть охваченный войной Юроб, пересечь океан и поселиться на мирном Эйше. Воинам было строго-настрого внушено защищать свою новую хозяйку и ее будущего ребенка. Возглавлял воинов Птер, сорокалетний спокойный мужчина, преображавшийся в минуту опасности в безжалостного зверя. За что и получил имя. Как его звали раньше — никогда не говорил.

Так начался новый период ее жизни…

… В спальню Доры вошел сгорбившийся под тяжестью лет Птер и поклонился:

— Будете есть, госпожа?

По этикету положено бы спросить: "Госпожа соизволит откушать?" Но от Птера этого не требовали. Даже на посту большего, даже состарившись, он остался простым воином.

Дора кивнула. Есть не хотелось, но теперь она была аристократкой и обязана была принять церемонию завтрака, даже если ни к чему не притронется. Распорядок — это то, на чем держатся дома аристократов. Он не должен нарушаться.

Рассеяно ковыряя вилкой норика, фаршированного дыней (на Эйше нориков готовили превосходно, а вот в ее родном Юробе даже не пытались употреблять в пищу), Дора продолжала ревизию своей жизни.

Здесь, на Эйше, многое было таким же, как и на родине. Она собрала большой караван и занялась делом. Ей потребовалось три года, чтоб усвоить, что, где и как здесь можно продавать с выгодой. За это время она потратила уйму денег, приобрела авторитет и начала получать прибыль. Ей удалось стать главным караван-кэптэном Эйша, заставить остальных подстраиваться под себя. И за это время она родила сына, назвала Рэем. Назло Крису и Всемогущему. Долгими ночами, сидя у костра, она смотрела на него, обуреваемая противоположными чувствами. Он мог быть сыном Рэя, а мог — сыном Всемогущего. Если последнее, он мог унаследовать, а мог и не унаследовать дар, а может, проклятие отца. Ей было страшно того, что она могла ждать от него. Но он был ее сыном, единственным и любимым.

Никто не мог стать ей поперек дороги. Как-то раз она пошла на север заброшенным прямым путем. Путь пролегал через длинное, каменистое ущелье, вырезанное в скалах предками для сокращения пути. Длина превышала километр, высота стен всего пять-семь метров — идеальное место для засады. Здесь проходили только бедные караваны — без лошаков. Дору отговаривали. Они не знали о ее сонных шариках. Разбойники тоже. Пять шариков за левый гребень, пять за правый… Противосонный себе, на всякий случай, Потом спящих закопали заживо по законам каравана, одного оставили. Дождались, пока проснется, отрубили правую руку, посадили на хромого лошака и отпустили. Больше на Дору никто не нападал.

А Рэй рос нормальным мальчишкой. Дора постепенно успокоилась, решила для себя, что он сын Рэя, стала планировать его будущее. Вот тогда она выстроила в Тое большой дом, наняла слуг и учителей — сыну и себе. Учителя фехтования поражались ее технике двух мечей. Рэй изучал боевое искусство и у учителей, и у матери, с восьми лет ходил с двумя мечами за спиной — крест накрест. Дора и сама продолжала тренироваться, хотя воином уже незачем было становиться. Скоро ее стали принимать за аристократку, которая путешествует со своим караваном лишь для развлеченья. Рэй уже считал себя прирожденным аристократом. Дора пыталась воспитать в сыне ненависть к рабству. Но тот все понял как-то однобоко, по-своему. Повзрослев и обзаведясь караваном, он ездил по своей половине Эйши, покупал рабынь. Но, перед тем, как положить рабыню с собой, обязательно надевал ей железный ошейник. Его порицали за пренебрежение традициями, но не останавливали из-за положения. Рэй искренне не понимал недовольства матери, нежно любил ее. Себя именовал Внуком Дракона, своего сына назвал Крисом.

Из-за своей семейной неразберихи Рэй не мог уделять сыну много времени, а когда Ночка — мать Криса — окончательно ему опостылела, получила кожаный ошейник вместо железного и поселилась с сыном в дорином доме в Тое. Дора с удовольствием приняла в свой дом Ночку, та фактически стала хозяйкой. (Дора редко и недолго отдыхала дома в перерывах между караванными походами). Ночка растила и воспитывала сына, была незлопамятна, простовата, но довольно красива, никогда ничего худого не говорила сыну об отце. Крис получил вполне традиционное воспитание и обучение тойского аристократа, уважал отца, любил мать и бабушку, был вполне доволен жизнью. Но женщин похищают и в городах и даже из богатых домов. Кем был всадник, увезший связанную Ночку и бросивший на дорогу срезанный кожаный ошейник, почему его стража не остановила, Дора так и не узнала.

Доре хотелось, чтоб с Ночкой случилось именно так. Тот Крис ее не украл, просто ушел, покинул, бросил… А этот одиннадцатилетний парень стал ездить с караванами. То с Дорой, то с отцом. И сам постепенно стал караванщиком до глубины души.

А три дня назад ему исполнилось семнадцать, он ушел во главе своего первого каравана. А она осталась. Одна…

Ткнув норика вилкой последний раз, Дора встала из-за стола, потом обошла дом — везде было все в порядке — как всегда. Вернулась в спальню, легла. Делать было нечего. Опять подступили мысли о Сэте.

Вошел Птер и поклонился:

— Госпожа, пришел, говорит, что Крис, хочет войти.

— Завры караваном! Давай скорее, — сердце Доры заколотилось. Что могло случиться с внуком? Затеплилась волнующая мысль: он не справился и вернулся попросить ее пойти с караваном. Душа затрепетала от надежды, смешанной со стыдом — она почти захотела, чтоб он не справился.