Виктор Гребенников - Мой мир

Исилькульский натюрморт. В ту счастливую пору этюды и картины получались у меня сочными и радостными…

Исилькульская весна. Этюд маслом.

После дождя. Вид из нашего окна. Этюд маслом.

Исилькуль. Декабрьское утро. Большая картина маслом.

А теперь страшно жалею: любой этюд, большой иль малый, удачный иль не очень — это не только неповторимый документ, но и частица Души, отделенная от нее безвозвратно, навеки; как бы украсили те мои этюды эту книгу!

Меня попросили возглавить кружок изобразительного искусства Дома пионеров — параллельно с работой в клубе. Работали мы с ребятами больше под открытым небом, а в непогоду и зимой — на клубной сцене. Все это было очень нужно, очень интересно, но все более отдаляло меня от шестиногих любимцев. Программа детской изостудии не предусматривала изображения насекомых, а мне так хотелось поделиться с ребятами этим своим опытом, куда более богатым, чем натюрморты с крынками.

Кружок стал большим, обрел известность; его заметили омские художники, и через несколько лет его удалось преобразовать в специальное учебное заведение — детскую художественную школу, куда я полностью перешел из клуба. Наконец-то облегчилось мое общение с Миром Насекомых: я имел твердый выходной, а главное, двухмесячный летний отпуск. И не только вернулся на насекомьи любимые поляны, но организовал свой первый энтомологический заказник.

Все бы хорошо, но и омские художники, и мои коллеги преподаватели «ополчились» на моих насекомых, точнее на меня, рисующего с помощью оптических приборов — это, мол, «не искусство». Мне было предложено немедля бросить изображение насекомых — «иначе уберем с должности директора школы». И смех, и грех…

Тем временем у окон нашей квартиры стали прогуливаться милиционеры и какие-то молчаливые типы «в штатском», иногда заглядывая в подъезд, а то и в квартиру, на дверях которой была странная, не как у всех, надпись: «Осторожно — шмели!», а из дырочек в оконной раме, рядом с яркими сигнальными знаками, вылетали какие-то небольшие, но весьма «подозрительные» существа — кто их знает, может, дрессированные или чем-нибудь зараженные, а проследить, к кому их направлял хозяин, нет решительно никакой возможности из-за стремительности их полетов. На подоконнике можно было снаружи узреть сосуды с какой-то живностью, какие-то странные устройства, и пополз по городу слушок: «А Гребенников то — разводит микробов!».

Перед окном нашей квартиры всю ночь ярко горело некое устройство: сверху — ртутная лампа, под нею воронка и банка с какими-то бумажными полосками типа телеграфных лент, в которых чего-то такое шевелилось: — Сигналит американским спутникам!.. Насылает на нас лучи!.. Держит связь с другими планетами!.. — последнее, впрочем, не без основания: некоторые исилькульцы помнили мою домашнюю астрономическую обсерваторию, — и так далее. А это была лишь светоловушка для ночных насекомых…

«Посланцы другого мира», прилетавшие ко мне на свет лампы: мучная огневка, совка-металловидка, глазчатый бражник, серебристая лунка, молочайный коконопряд, желтая медведица…

Все это теперь я вспоминаю с улыбкой. Но обидно лишь вот за что: среди моих бывших учеников — дизайнеры, архитекторы, инженеры, пейзажисты, жанристы, декораторы, оформители, ученые искусствоведы, а вот художников-анималистов нет ни одного. Не разрешили мне тогда учить детей тому, что вы видите теперь на этих страницах, и мне пришлось уйти из моей любимой «Художки», которую я часто вижу во сне.

Сачок. Сразу оговорюсь: все, что здесь рекомендую, — не для истребления насекомых, а для их изучения. В том числе и сачок: поймал насекомое, рассмотрел, зарисовал, сфотографировал — и на волю.

Так вот, смею утверждать, что все существующие сачки, даже у маститых энтомологов, нехороши: тяжелы, неманевренны, громоздки. Обод, сделанный из тонкой проволоки — гнется, из толстой — тяжел, особенно складной, и все они в конце концов ломаются у основания. А у меня сделано так: к ободочку из стальной тонкой (2 мм) проволоки, имеющему в диаметре 28 сантиметров — самый удобный размер! — у основания прикреплены отрезки такой же проволоки, повторяющие форму обода: два — длиннее, два — короче, как на рисунке. Скреплены они тонкой медной проволокой, — места эти пропаять или обильно смазать каким-либо прочным клеем. Все это притянуто в основании к легкой латунной гильзе от охотничьего патрона — то же медной проволокой, закрепленной оловом или клеем; вместо патрона можно спаять из жести трубку диаметром 18 мм и длиною 70 мм. Все это поверху закрашивается зеленой масляной или нитрокраской.

В боку гильзы просверлена дырочка, куда входит Г-образно изогнутый шуруп. При сборке сачка в поле он ввинчивается через дырочку в древко — палочку длиною полметра (не более: с длинной палкой резко падает маневренность инструмента), плотно входящую в гильзу, то есть толщиной 18 миллиметров. Палочка также окрашена в скромно-зеленый (хаки) цвет.

Мешок сачка, глубиной 40 сантиметров, сшивается из мелкой капроновой сетки, марли, тюля по этой выкройке. У обода ткань быстро порвется, поэтому она пришита к широкой полосе толстой прочной ткани, свободно облегающей обруч, тоже по возможности более «полевого» цвета, пусть даже пестрой — это делает сачок менее заметным для насекомых.

При взмахе, быстрых поворотах, ударах о кусты, стены инерция дальней облегченной части обруча очень мала, наиболее жетяжелое и в то же время наиболее прочное место — у основания. Работать таким инструментом одно удовольствие: палочка с шурупом и обруч с мешком легко умещаются в сумке, рюкзаке, портфеле.