Игорь Горячев - Полдень 23 век. Возвращение Тойво

— Ну, Максим, — улыбнулся Нехожин, — конечно, я не предлагаю вам провести этакую «вивисекцию психики» или «умерщвление плоти», так сказать. Но достижение этого фундаментального внутреннего покоя абсолютно необходимо. Ноокосм, знаете ли, все очень разумно устроил. Пока состояние человека не удовлетворяет определенным условиям, процесс инициализации не может начаться, даже если он и имеет «третью импульсную».

Внешне я бодрился, но в душе ощущал некоторое беспокойство. Честно говоря, я не разделял оптимизма Нехожина. Мне почему-то отчетливо вспомнились слова Тойво в нашу последнюю встречу: «Я бы не колебался в выборе ни секунды, но я уверен абсолютно: как только они превратят меня в людена, ничего (НИЧЕГО!) человеческого во мне не останется. Признайтесь, в глубине души и вы думаете то же самое». Да, только теперь я осознал, насколько «в глубине души я чувствовал то же самое». В самом деле, отнимите у человека ум, эмоции, чувства, реакции, ощущение собственного «я», даже чувство самосохранения. Что же останется тогда «человеческого» в человеке? Это же будет бесчувственный чурбан какой-то. Ведь это же самые естественные проявления человеческой натуры. «То, что наиболее естественно, то наименее всего приличествует человеку». Где это я вычитал? В какой-то старинной книге. Давно. Еще в юношестве. Помню, там был город, где все время шел дождь. И репродукция на титульном листе: под нависшими ночными тучами замерший от ужаса город на холме, а вокруг города и вокруг холма обвился исполинский спящий змей с мокро отсвечивающей гладкой кожей. И еще там были дети, которые ушли от родителей к каким-то странным генетически больным людям. И эпиграф из Данте:

Часто, часто этот эпиграф приходил мне на ум на Саракше. Особенно в метрополии Островной Империи. Там тоже все время лил этот проклятый, бесконечный дождь. На редкость мрачное место.

— Человеческое, слишком человеческое, Максим — с улыбкой сказал Нехожин, словно читая мои мысли. — Ведь, я уже говорил вам что то, чем «вы» на самом деле являетесь, — это совсем не то, что вы о себе думаете. Запомните еще один закон: «над нами властвует все то, с чем мы себя отождествили. Мы можем властвовать над тем и контролировать все то, с чем мы себя растождествили». Вы сбрасываете ложные покровы, чтобы обнаружить нечто истинное, реальное, настоящее, лежащее под ними. За всеми этими покровами скрывается наш «психокосм», наша истинная пси-индивидуальность, как мы ее называем, бессмертная частица Ноокосма в нас. Вы ее почувствуете в определенный момент, может быть, по особому переживанию беспричинной радости и восторга, прозрачности, легкости, безбрежности или, быть может, вас посетит даже ощущение бессмертия. Здесь возможны вариации в зависимости от психотипа человека. Возможно, и ваше тело начнет ощущать в тот момент какую-то особенную легкость, прозрачность… Именно эта пси-индивидуальность участвует в процессе эволюции, переходит из жизни в жизнь, сбрасывает старые тела и облекается в новые. Она накапливает опыт всех своих предыдущих воплощений, чтобы в одной из своих жизней предпринять попытку перейти на «следующий эволюционный уровень». Именно свою бессмертную пси-индивидуальность вы обнаружите в процессе успокоения всех этих слоев, и именно она будет осуществлять процесс трансформации, а не ваше «эго» и не эта поверхностная личность. Да и как вы думали? Вы хотели остаться тем же самым, и одновременно превратиться в людена? — Нехожин улыбнулся. — Но вы же сами понимаете, что это невозможно. Устремляясь к новому виду, не бойтесь расстаться с тем, что принадлежит старому. Думаю, что вы, наверное, уже поняли, что вам предстоит совершенно радикальная перемена. Все «человеческое» постепенно должно трансформироваться, скажем так, в «люденовское».

— Wer A sagt, muss auch B sagen [20] Назвался груздем, полезай в кузов или дословно: «Тот кто сказал А, должен сказать и Б» (нем.). , — сказал я.

— Или Muss ist eine harte Nuss [21] То же самое или «расшибись, но сделай». (нем.). , — сказал Нехожин.

Мы оба расхохотались.

— Вы и немецкий знаете? — сказал я.

— В этих пределах…, — сказал Нехожин.

«А ведь в той книге тоже Новый Мир приходит на землю — вдруг пришло мне в голову. — А эти больные оказываются и не больными совсем, а так сказать «куколками» «Нового Вида». Смотри-ка, книга то оказалось пророческой, массаракш».

Мы посидели некоторое время молча. Время уже близилось к вечеру. Веранда к этому времени опустела. Так приятно было смотреть на веселые лужайки, залитые мягким солнечным светом, слушать гомон птиц, вдыхать чистый воздух. Моя тревога рассеялась как дым. Как все же легко я чувствовал себя все эти дни! Я совсем забыл о своем возрасте. Нет, жизнь все же славная штука!

— Ростислав, — сказал я. — А вы знаете, как умер Айзек Бромберг, известный специалист по истории науки?

— Только то, что прочитал в вашем мемуаре.

— Я не упомянул в своем мемуаре некоторых подробностей. Похоже, даже смерть не лишена чувства юмора. Мне об этом рассказал директор сонаториума «Бежин Луг» милейший Аркадий Иванович Лютиков. В этом санаториуме Бромберг лечился незадолго до своей смерти. Вам знакомо имя Рудольф Сикорски?

— Да, конечно, бывший руководитель КОМКОНа-2, член Мирового Совета. Но, по-моему, он уже давно умер.

— Да. Так вот Бромберг и Сикорски мягко говоря недолюбливали друг друга. Однажды ночью много лет назад им пришлось столкнуться в Музее Внеземных Культур при обстоятельствах, свидетелем которых я был, и о которых не буду сейчас распространяться. Между этими двумя, тогда уже вполне почтенными старцами разгорелся крупный скандал, дошедший чуть ли не до потасовки, который закончился шатким перемирием. «Айзек, что вы будете делать, когда я умру?», — спросил Сикорски Бромберга. «Спляшу качучу [22] Качуча — испанский танец с кастаньетами, сопровождающийся страстными эксцентричными жестами и позами. …», — ответил Бромберг.

Ростислав хохотнул. Видно было, что этот случай его заинтересовал.

— Так вот эта история получила свое продолжение в санаториуме «Бежин Луг», — продолжал я. — Аркадий Иванович утверждает, что Бромберг так хохотал, рассказывая ему о своей стычке с Сикорски в ту памятную ночь в Музее Внеземных Культур и энергично демонстрируя все это в лицах, что у него случился сердечный приступ. Врачи ничего не смогли сделать. Последними его словами были: «Эй, Сикорски, где ты там… я еще не успел сплясать свою качучу… Спляшем вместе, alter Freund [23] Старина (нем.). ».