Игорь Горячев - Полдень 23 век. Возвращение Тойво

Ростислав расхохотался.

— Да! Вот это чудесная смерть! Что может быть лучше, чем уйти из жизни вот так, с улыбкой на лице, не теряя чувства юмора и прощая врагам своим, настоящим и мнимым. Но у нас другая задача, Максим. Не умирать, но победить смерть, я вас призываю. А значит одержать победу над Энтропией в своем собственном теле. Что и удалось люденам. Когда вы снимете с себя все эти внешние покровы, вы реально почувствуете и начнете осознавать клетки своего тела. Тогда Сила Ноокосма начнет действовать в полную силу и появиться возможность перейти ко второму этапу, к этапу трансформации. Это, конечно не значит, что вам придется успокаивать и просветлять все эти слои ума один за другим в том порядке, как я это описал. Человек — это существо целостное. Когда вы начнете работать над успокоением ума, вам, автоматически, сразу же придется работать и с эмоциональным, и с чувственным слоем, и с физическим… Кроме того, на этом пути вас ожидает много попутных открытий и пси-опытов. У каждого этот процесс протекает очень индивидуально. Таково вкратце описание того, что вам сейчас предстоит.

— Да, — сказал я, усмехаясь, — если честно, Ростислав, я как-то несколько иначе все это себе представлял.

— И как же? — спросил Нехожин, с улыбкой взглянув на меня.

— Ну… Какую-нибудь суперкамеру скользящей частоты. Тебя кладут в нее человеком, нажимают пару кнопок, и ты встаешь из нее уже люденом.

Нехожин рассмеялся.

— Ах, Максим, — ответил он. — Вот примерно так всегда и мыслит технократический ум. Он никогда не верит в собственные возможности человека. Ему обязательно нужны какие-нибудь технические костыли, протезы. Но настоящие чудеса всегда внешне скромны и неприметны… Хотя должен вам заметить, мы все же используем эти самые камеры, но лишь в качестве регистрирующих и вспомогательных средств. Например, мы предполагаем, что на последнем этапе трансформации необходимо будет поддерживать определенную температуру тела. И здесь криокамера может оказаться очень полезной. Самое забавное, что внешне это будет выглядеть именно так, как вы сказали. Скажем, Аико ляжет в эту камеру человеком, мы нажмем пару кнопок, а когда мы откроем камеру, там никого уже не будет. Тело Аико претерпит окончательную трансформацию и она перейдет в Мир Люденов. Но мы вполне можем обойтись и без камер. Например, использовать какие-нибудь достаточно прохладные пещеры в Гималаях. Видимо, именно этой возможностью воспользовались в свое время Павел и София Люденовы на последнем этапе своей трансформации.

— Ага, вот видите… Значит и техника тоже может на что-то сгодиться! Если не секрет, Тайсэй, а что представляет собой второй этап? Если можно, хотя бы несколько намеков.

— Я думаю, Аико вам уже немного рассказала о своих пси-опытах. На втором этапе начинается трансформация тела, и там пси-опыты мягко говоря очень «неожиданные». Кроме того основная работа с физическим слоем ума происходит именно на втором этапе. Требуется мужество совершенно особого рода, чтобы пройти через второй этап. Мы сами сейчас в пути, нам еще многое неясно. Но… не будем забегать вперед.

Мы помолчали некоторое время, и вдруг Нехожин процитировал негромко, но как-то торжественно:

Позже я нашел, откуда были эти строчки. Оказывается из «Ригведы».

Горячий густой воздух, пропитанный запахами раздавленной зелени, ржавчины и давней смерти. Низкое и твердое фосфоресцирующее небо. Светлая безлунная ночь, словно заставленная пыльными декорациями. Все это он помнил. Здесь он провел дни практикантской юности и годы профессиональной зрелости. Отсюда бежал, гонимый обидой и яростью, жаждой справедливости и желанием узнать о себе правду. Любую, какая ни есть…

Это было давно. Так давно, что уже не имело значения. Да и не с ним, в общем.

Не дожидаясь, когда выползет трап, он соскочил в колючую ломкую траву. Пружинящим шагом обошел корабль. Тишина и покой. Ни одна смертоносная железка не шелохнулась в кустах. Сдохли все железки.

В траве притихли пичуги. Зверье затаилось. Всех их напугал корабль, с душераздирающим кошачьим мявом материализовавшийся на поляне, прямо напротив опутанной повиликой бетонной глыбы. А может быть, напугал лесных обитателей вовсе не корабль, а он — видящий в темноте, ощущающий биение самого крохотного сердца?

Неподалеку текла большая река. Все еще загроможденная ржавым железом, она сбегала с восточного склона гигантской котловины и поднималась по западному. Он спустился к воде, присел на корточки, зачерпнул широкой ладонью, медленно вылил обратно. Вода фонила. Видимо, где-то грунтовые воды размыли склад радиоактивных материалов. Что ж, удивляться не приходится. На пр о клятой этой планете не изменилось ничего. Несмотря на возню тех, кто вот уже почти сотню лет пытается сделать эту клоаку хоть немного чище. Смешно вспомнить, но ведь когда-то он был одним из них…

Он выпрямился, оглянулся на корабль. Маленький звездолет класса «турист» уже слился с окружающим пейзажем. Сработали маскировочные механизмы. Теперь постороннему глазу ни за что не отличить это чудо инопланетной техники от причудливого остова какой-нибудь здешней безжизненной машинерии. Можно было не опасаться, что из зарослей высунется ходячее чучело в клетчатом комбинезоне и влепит в борт заряд гранатомета.

Потерять корабль не хотелось. И не потому, что он боялся здесь застрять. Не юнец все-таки, знает, куда пойти и к кому обратиться за помощью, но у него другие планы, требующие полной автономии. Впрочем, спроси его сейчас: какие именно? Не сумеет ответить. Не было у него слов, которыми он мог бы сформулировать свои намерения — только смутно осознаваемая цель и четкий алгоритм действий. Как у автомата с программой полного цикла. По завершении которо полагается самоликвидироваться. Точнее — в завершение.

Все — пора!

Он вытер ладонь о скользкую ткань стандартного туристского комбинезона, плавными прыжками понесся вдоль берега. На запад. Вверх по склону котловины, которая на самом деле была равниной. Через полчаса он выбежал на древнее, в рытвинах, залитых ржавой водой, бетонное шоссе. Прибавил ходу, перепрыгивая через гнилые стволы поваленных деревьев, огибая железные чудища, застрявшие на перекрестках, не обращая внимания на желтоватые огоньки, тлеющие в окнах ветхих придорожных строений. Все равно, живущие в них человекоподобные существа не могли разглядеть его. Для них он был только вихрем в затхлом горячем воздухе летней безветренной ночи.