Ф. Гвинплейн Макинтайр - «Если», 2002 № 11

— Мне она кажется здоровой, — сказал он. — Когда я с ней вижусь.

Но это ровно ничего не значило: его мать сама выбирала, какой казаться ему, как и он сам выбирал маски волка-оборотня или великана.

И в обоих случаях внешний вид значения не имел — за волком-оборотнем стояла программа, не способная изменить свои параметры, а за здоровой внешностью — неоперабельный рак.

Бекка всматривалась в него прищуренными глазами.

— Папа хочет, чтобы она сканировалась и перешла сюда. Чтобы мы могли оставаться нормальной семьей и после ее смерти.

Джейми ужаснулся.

— Скажи ей: ни в коем случае! Скажи, что ей сюда нельзя!

— По-моему, она и не хочет. Но папа стоит на своем.

— Она будет здесь вечно! Это ужасно!

Бекка посмотрела по сторонам.

— Ну, твою игру в Темного Властелина она, конечно, подпортит, это факт. Я уверена, мамаша Саурона не торчала в Темной Башне, выедая ему печенки за такую непродуктивную трату времени.

Взметнулись языки пламени. Земля задрожала. Сталактиты стрелами посыпались вниз.

— Не в том дело, — сказал Джейми. — Я могу менять внешние формы, но реально ничего изменить не способен. Я ведь программа, а программы создаются искусственно. И я — искусственно созданное подобие. Я подделка с фальшивыми органами чувств, которая существует в иллюзорной среде. Я способен взаимодействовать только с другими подделками. Здесь ничто не реально. Я не знаю, как выглядит, как ощущается, каков на вкус реальный мир. Я знаю лишь, что подделки указывают мне, каков должен быть их вкус. И я не могу изменить ни единый из моих параметров, не посягнув на первоначальную программу, а это мне не дано без согласия программистов, но и при их согласии, после того как что-то меняется, я все равно остаюсь таким же искусственным, каким был прежде. А компьютер, в котором я нахожусь, старый, и дышит на ладан, и скоро вообще выйдет из употребления, и я буду не только искусственным, но еще и музейным экспонатом.

— Но есть же тут и другие искусственные интеллекты, — сказала Бекка. — Я все время о них слышу.

— Я с ними разговаривал. В большинстве они не очень интересны — словно разговариваешь с собакой или высокоинтеллектуальной микроволновкой. И сюда ушли несколько человек, но взрослых, и они хотят только одного: вырваться отсюда. Некоторые сошли с ума.

Бекка криво улыбнулась.

— А знаешь, как я тебе завидовала! Ты жил в таком чудесном мире! Никакого насилия, никакого дерьма на улицах.

— Integra mens augustissima possesio [28] Безупречный ум обладает высочайшим величием (лат.). , — вклинился Цицерон.

— Заткнись! — приказал ему Джейми. — Тоже мне, умник выискался!

Бекка покачала головой.

— Знаешь, я видела старые фильмы, ну, те, где кого-то превращают в компьютерную программу, и не успеешь оглянуться, как он оказывается во всех компьютерах мира и обретает абсолютную власть.

— Я их тоже видел. Ха-ха. Очень смешно. Сразу видно, как люди разбираются в программах.

— Угу. Сразу видно.

— Я поговорю с мамой, — сказал Джейми.

Глаза мамы наполнились слезами, большие капли поползли по ее щекам и на полпути исчезли. Сканировщики обращали особое внимание на глаза и рты для передачи выражения, но не всегда запечатлевали происходившее в промежутках.

— Прости, — сказала она. — Мы не думали, что так получится.

— Может, вам стоило подумать подольше, — сказал Джейми.

Это не печаль, напомнил он себе снова, а перемещение электронов.

— Ты был таким красивым мальчиком! — Ее нижняя губа задрожала. — Мы не хотели потерять тебя. Нам сказали, что придется подождать всего несколько лет, и они имплантируют твою память клону.

Джейми знал все это наизусть. Знал, что технология сканирования памяти оказалась куда проще ее имплантирования: было установлено, что имплантацию необходимо производить, пока мозг продолжает развиваться. А ограничения человеческого клонирования практически исключали эксперименты, и к тому же группа, начинавшая работу над его программой, давно распалась: кто-то предпочел высокооплачиваемую должность, кто-то ушел на пенсию, кто-то посвятил себя собственным проектам. Знал он, что его отец исчерпал свое влияние в Университете, пытаясь сохранить все, как есть. И что он давным-давно приобрел или купил патенты и авторские права на весь проект, за исключением программы Джейми, которая все еще находилась в совместном владении Университета и семьи.

На лице мамы ближе к подбородку возникли слезы и закапали с него.

— Ты знаешь, потенциально это может принести огромные деньги. Люди хотят растить идеальных детей. Оберегать их от дурного влияния, предохранять от любых форм насилия.

— А потому они желают контролировать окружение своего ребенка, — вставил Джейми.

— Да. И сделать его безопасным. И здоровым. И…

— Совсем таким, как нормальная семейная жизнь. Ни подгузников, ни срыгиваний, ни замаранных пеленок. Возможность отключаться от ребенка, если родители устали. А затем вы просто загружаете его во взрослое тело, снабжаете дипломом и вышвыриваете из дома. И считаете себя безупречными родителями.

— И еще верующие люди… — мама облизнула губы. — Твой папа ведет переговоры с ними. Они хотят, чтобы их дети росли в обстановке, полностью соответствующей их религиозным убеждениям. Лишенной соблазнов и греха. Ни науки, ни идей, идущих вразрез с их собственными…

— Но папа ведь не религиозен, — возразил Джейми.

— У этих людей есть деньги. Большие деньги.

Мама наклонилась и взяла его руку в свои. Джейми подумал о всех кодах, позволяющих ей сделать это, позволяющих им обоим ощутить прикосновение нереальной плоти к нереальной плоти.

— Конечно, я сделаю то, чего хочешь ты, — пообещала она. — Я не желаю бессмертия, как твой отец. — Она покачала головой. — Но не знаю, что сделает он, когда настанет его черед.

Мир был диском сто метров в поперечнике, заваленным всяким мусором: древнеримские развалины, химеры, свалившиеся со стен замка, разломанная колесница, разбитый колокол. За краем мира небо было черным, непроницаемо черным, без единого облака или звезды.

В центре мира торчало что-то вроде металлического дерева с развилкой, как искореженные руки.

— Эй, Дигит! — сказала Бекка.

Тусклый пульсирующий свет замерцал на металлическом стволе, словно в нем отражался кровавый закат.

— Привет, сестренка, — сказал ствол.

— Ну вот, — сказала Бекка, — теперь мы остались одни.

— Мне поступило извещение об отцовских похоронах. Надеюсь, мое отсутствие никого не шокировало.

— Мне тебя не хватало, Дигит, — вздохнула Бекка. — Хочешь верь, хочешь нет.

— Очень жаль…

Бекка расстроенно пнула какой-то обломок — остатки колпака от старинного миниатюрного автомобиля. Он изменился, когда обрел новое место среди мусора.