Филип Фармер - Сказочный корабль (перевод М. Ахманова)

Сэм мечтал о том, чтобы от рассвета до заката находиться на верфи; установка каждого нового элемента конструкции огромного Корабля доставляла ему удовольствие. Но у него было так много дел по управлению страной, что он мог забегать на верфь только на два-три часа за целый день. Он попытался переложить на Джона некоторые административные обязанности, но экс-ко-роль занимался только теми делами, которые были связаны с армией и способствовали усилению его власти.

Попытки уничтожения близких к Сэму людей больше не повторялись. Стража по-прежнему охраняла по ночам его дом, но все было тихо. Сэм понял, что Джон, по-видимому, решил дождаться момента, когда Корабль будет почти готов.

Однажды Джо Миллер сказал:

— Тэм, может быть, ты ошибся натечет Джона? Может быть, он доволен, что тстанет вторым на Корабле — потсле тебя?

— Джо, может ли саблезубый поделиться добычей с волками?

-Что?

— Джон привык бить в точку. Короли старой Англии никогда не колебались при достижении своих целей. Единственное отличие между ними и нашим Джеком Потрошителем заключается в том, что эти достойные люди действовали открыто и с благословения святой церкви. Но Джон был столь плохим монархом, что после него в Англии возникла традиция не называть этим именем мальчиков королевского дома. И даже церковь, которая так терпимо относится к злу — если, конечно, его чинят высшие, — не смогла терпеть Джона. Папа наложил интердикт на весь народ и заставил Джона лизать свои башмаки подобно нашкодившему щенку. Но я уверен, что даже когда Джон целовал ногу папы, он ухитрился выпустить немного крови из его большого пальца. И после того, как папа в знак примирения обнял Джона, ему не мешало бы проверить свои карманы.

Консувшись ладонью огромного волосатого плеча Джо, Сэм продолжал:

— Я пытаюсь растолковать тебе, что Джон не смог бы измениться, даже если бы пожелал этого. Он хорек в человеческом облике, вонючий скунс, кровожадная гиена...

Прикурив большую сигару, длиннее его носа, Джо задумчиво произнес:

— Ну, я не тснаю... Человек может итсмениться. Потмотри, что творит Терковь Второго Шанта... Потмотри на Геринга. Потмотри на себя... Ты ратсказывал мне, что в твое время женщины носили одежду, покрывавшую их от шеи до лодыжек... и ты приходил в вотсторг, етсли мог увидеть крелетстную лодыжку... А теперь ты не очень втсволнован, если видишь...

— Я знаю, знаю! — вскричал Сэм. — Старые привычки и то, что психологи называют условными рефлексами, — все это может измениться. Поэтому я и утверждаю, что люди, до сих пор не избавившиеся от земных сексуальных и расовых предрассудков, не способны воспользоваться теми преимуществами, которые предлагает им Река... и этот мир. Человек может измениться, но...

— Может? — сказал Джо, морща низкий лоб. — Но ты втсегда говорил мне, что втся жизнь человека, даже его вопросы и мытсли, определены задолго до его рождения. Как ты это натсывал? Да, филотсофия детерминитсма, вот как! Но, етсли ты тсчитаешь, что втсе движется определенным путем, что люди являются, так тказать, машинами, как можешь ты верить, что человек тспособен итсменить тсебя?

Сэм нахмурил густые брови, его голубовато-зеленые глаза сверкнули. Он чувствовал раздражение, но заставлял себя сдерживаться.

— Ну, что ж... — сказал он, — даже если моя теория приводит к противоречиям, значит, они были заранее предопределены. И тут ничего нельзя поделать.

— Тогда объятсни мне, во имя неба, какой тмысл говорить обо втсем этом? — воскликнул Джо, протягивая свою ладонь размером с добрую лопату. — Зачем вообще делать что-нибудь? Почему ты не бротсаешь тсвои дела?

— Потому что я ничего не могу поделать, — ответил Сэм. — Потому что в данный момент, когда столкнулись первые два атома этой вселенной, моя судьба была предопределена, все мои мысли и действия были жестко детерминированы.

— Тогда ты не можешь отвечать за то, что ты делаешь, правильно?

— Правильно, — подтвердил Сэм. Но чувствовал себя несколько неуютно.

— Тогда Джон не может ничего поделать с тем, что он — подлый убийца и тскотина в облике человека?

— Да, ты прав. Но также и я ничего не могу поделать с тем, что презираю этого мерзавца.

— И я полагаю, что етсли бы некто, гораздо умнее меня, пришел и логичетски доказал тебе, что ты ошибаешьтся в тсвоей филотсофии, ты тказал бы: он ничего не может поделать с тем, что думает, что я ошибаюсь? Но на тсамом деле он ошибается. Просто ему предопределено думать так, как он думает?

— Я знаю, что я прав, — сказал Сэм, раскуривая сигару. — Этот гипотетический человек не мог бы переубедить меня, потому что его собственное мировоззрение не является следствием свободной воли. Свобода воли есть нечто несуществующее, подобно тигру - вегетарианцу.

— Но твое тсобственное мировоззрение тоже не является тледствием твободной воли.

— Правда. Мы все запрограммированы. Мы только верим, что обладаем свободой воли.

— Тэм, ты тмеешься над людьми, которые, как ты говоришь, обладают нетсокрушимым невежеством. Ты тсам полон им, тсам!

— Великий создатель, избавь нас от бесхвостых обезьян, которые думают, что они стали философами!

— Потсмотри! Ты прибегаешь к откорблениям, когда не знаешь, что тказать! Откорбления, откорбления! Что толку от них?

— Вот именно, — сказал Сэм.

Джо ушел спать, не пожелав, как обычно, доброй ночи, и Сэм не остановил его. Он попался. Джо выглядел сущим кретином с его низким лбом, выступающими надбровными дугами, гигантским носом и гориллообразной челюстью. Но позади этих маленьких голубых глазок был человеческий мозг, одаренный несомненным интеллектом.

Джо намекнул ему, что его вера в предопределение является только попыткой оправдать его вину. Это задело Сэма более всего. Вину в чем? Вину за все плохое, что случилось с теми, кого он любил?

Но этот философский лабиринт вел в трясину. Или он верит в детерминизм потому, что не хочет чувствовать себя виноватым, или же его ощущение вины предопределено механической сутью вселенной.

Джо был прав. Это — неразрешимый парадокс и нечего ломать над ним голову. Но если подобное направление мыслей некой человеческой особы было предопределено уже в момент столкновения двух первых атомов, то что он мог с этим поделать — он, Сэм Легхорн Клеменс, сиречь Марк Твен?

Он долго не ложился спать в эту ночь, но он не занимался делами. Он сидел в кресле, курил и пил смесь спирта с фруктовым соком.

Месяца два назад Файбрас как-то выразил удивление по поводу отсутствия в Пароландо спиртового производства. Сэм был огорчен. Он не знал, что можно делать спирт. Ему казалось, что единственным — и очень ограниченным — источником алкоголя являются только чаши.