Филип Дик - Бегущий по лезвию бритвы (сборник)

— Совершенно верно, мистер Чип. — Девушка вручила ему сверток. — Своими действиями в аптеке вы вызвали меня из будущего. Прямо с производства. Мистер Чип, если вы ослабели, я могу вас обрызгать. Хотите? Не сомневайтесь, я официальный представитель и технический консультант фабрики.

Она быстрым движением забрала сверток, развернула его и тут же направила на Джо струю УБИКа. В темноте Джо увидел блестящий баллончик.

— Спасибо, — сказал он, — мне стало лучше и теплее.

— На этот раз вам не требуется так много, как тогда в гостинице. Сейчас вы крепче. Вот, держите баллончик, до утра он вам может понадобиться.

— Я смогу взять еще? — спросил Джо. — Когда этот кончится?

— Конечно. Если вам удалось вызвать меня один раз, думаю, вы сумеете сделать это и еще. Точно так же. — Она пошла прочь, сливаясь с густыми тенями близких домов.

— Что такое УБИК? — спросил Джо, желая ее задержать.

— Баллончик с аэрозолью, — ответила девушка. — Это портативный излучатель отрицательных ионов со встроенным высоковольтным низкоамперным аккумулятором на гелиевых батареях в 25 киловольт. Ускорительная камера, где разгоняются ионы, смещена, что придает ионам направленный против часовой стрелки спин. Возникает центростремительная сила, вследствие которой ионы не разлетаются, а остаются в связанном состоянии. Отрицательно заряженное ионовое поле замедляет анти–протофазоны, и те теряют свои свойства, больше не связывают по принципу парности излучаемые полуживыми протофазоны. Последнее приводит к возрастанию процентного отношения несвязанных протофазонов, то есть обуславливает, по крайней мере на определенный период, усиление протофазонового поля, что воспринимается полуживыми как возрастание активности плюс потеря ощущения холода, естественного при нахождении в замороженном саркофаге.

Теперь понятно, почему регрессировавший УБИК не может…

— Отрицательные ионы, — машинально повторил Джо. — Это тавтология. Все ионы заряжены отрицательно.

— Надеюсь, мы еще увидимся, — сказала девушка очень мягко. — Мне было приятно доставить вам баллончик. Думаю в следующий раз…

— А может, поужинаем вместе? — предложил Джо.

Она уходила все дальше и дальше.

— Кто изобрел УБИК?

— Полуживые, те, кому угрожал Джори. Но в основном — Элла Ранситер. Им очень долго пришлось над ним работать, до сих пор количество УБИКа ограничено.

Она ускользала легким, тайным, осторожным шагом, пока наконец совершенно не исчезла.

— В «Матадоре»! — крикнул Джо. — Я понял, Джори хорошо постарался, создавая это место. Или его регрессируя, уж не знаю, как правильнее.

Он прислушался, но девушка не отвечала.

Осторожно сжимая в руке баллончик, Джо Чип пошел ловить такси. В свете уличного фонаря он поднес баллончик к глазам и прочел надпись на этикетке:

Полагаю, ее зовут Майра Лэни.

Адрес и номер телефона на обратной стороне упаковки.

— Благодарю, — сказал Джо баллончику.

Нас посещают живые привидения, подумал он. Они говорят или пишут и таким образом пробиваются к нам. Наблюдательные, мудрые, реальные привидения из настоящей, полноценной жизни, элементы которой стали для нас чужеродными, но долгожданными осколками материи, пульсирующей, как бывшее сердце. И все — благодаря Глену Ранситеру. Ему. Автору инструкций надписей и записок. Очень ценных записок.

Джо поднял руку, и проезжающий таксомотор — «грэхэм» 1936 года затормозил с сердитым скрипом.

Я — УБИК. Я существовал до появления Вселенной. Я есть. Я создал светила и миры. Я сотворил жизнь и определил, где ей протекать. Живущие делают, как я скажу, и идут, куда я им указываю. Я и есть мир, и мое имя никогда не произносится. Его никто не знает. Меня называют УБИК, но это не мое имя. Я — есть. Я буду всегда.

Глен Ранситер никак не мог найти владельца мораториума.

— Вы действительно не знаете, где Фогельзанг? — спросил он у мисс Бисон. — Мне крайне нужно еще раз переговорить с Эллой.

— Я распоряжусь, чтобы ее доставили, — сказала мисс Бисон. — Можете занять кабину 4–В. Располагайтесь поудобнее, скоро вы сможете пообщаться.

Ранситер нашел кабину 4–В и нервно заходил возле нее по коридору. Наконец появился сотрудник мораториума, толкающий перед собой носилки с саркофагом Эллы. — Простите, что пришлось ожидать, мистер Ранситер, — сказал он, и принялся налаживать аппаратуру, весело мурлыкая себе под нос.

Вся процедура заняла очень мало времени. В последний раз проверив связь, техник удовлетворенно хмыкнул, кивнул и направился к выходу.

— Вот, возьмите, — проворчал Ранситер, вручая ему горсть пятидесятицентовых монет. — Мне понравилось, как быстро вы все наладили.

— Благодарю вас, мистер Ранситер, — откликнулся служащий. Взглянув на деньги, он нахмурился. — Какие–то они странные…

Ранситер внимательно посмотрел на пятидесятицентовики и сразу понял, что смутило техника: подобных монет в обращении не было. Кто же это? — подумал он, глядя на отчеканенный профиль. Не тот, кто должен быть. И тем не менее знакомый.

Где–то я его видел.

И тут он узнал. И опешил. Мыслимо ли это? Большинство явлений поддаются хоть какому–то объяснению. Но… Джо Чип на монете в пятьдесят центов?

Похолодев, Ранситер интуитивно догадался, что если он хорошенько пороется по карманам и в бумажнике, то найдет еще.

Это было только начало.

Когда–то мой отец был реставратором. Его работа заключалась в том, чтобы воссоздавать керамику, сохранившуюся с Древних Времен, с тех довоенных дней, когда не все в этом мире было сделано из пластика. Восхитительная это вещь — керамический сосуд. Каждый спасенный им образец: его фактура, форма, глазурь — находили свое место в памяти и уже никогда ее не покидали.

Правда, теперь ни его работа, ни его мастерство почти никого не интересовали. Керамики сохранилось так мало, что счастливые обладатели берегли ее как зеницу ока.

«Я — Джо Фернрайт, — убеждал он себя, — и я — лучший мастер на Земле. Я, Джо Фернрайт, — не чета другим».

Пустые коробки заполняли его мастерскую; те самые жестяные коробки, в которых он возвращал владельцам спасенные его руками сосуды, но вот уже семь месяцев как столик для заказов пуст.

Семь месяцев — чего только не успеешь передумать за это время. Однажды Джо даже решил отказаться от своей работы и заняться чем–нибудь другим чем угодно, лишь бы не сидеть на ветеранском пособии. «Может, все дело в моей работе, — думал он, — может, клиентов не устраивает качество, и они обращаются к другим мастерам?» Потом в голову пришла мысль о самоубийстве, или о громком преступлении — например, убийстве кого–нибудь из Международного Всемирного Сената. Вот только что это даст? Все–таки жизнь чего–то стоит. Даже когда все прелести жизни и радость бытия давно покинули тебя, кое–что остается… Игра.