Юрий Леж - Искажение[СИ, роман в двух книгах]

Их встретили комбат и особист, и само присутствие особиста говорила, что дело тут непростое. Он и начал разговор, когда прибывшие пристроились по уголкам, мгновенно превратив просторное, казалось бы, помещение в тесное и душное.

— Дела такие, ребятки, — сказал капитан Сомов, протирая замшевой тряпицей свои роскошные, профессорские очки. — Нас сюда не просто так поставили, а по приказу из Москвы, совместному от Генштаба и центрального аппарата НКВД. Инструкция будет очень простая. Сидеть смирно, иногда постреливать, но так — для виду, чтобы с той стороны никто и не подумал, что вместо "махры" теперь в окопах штурмовики сидят.

"Во дела какие…" — не успел удивиться про себя Авдотьин, как особист продолжил:

— Особо касается снайперов. Вы, ребята, про отстрел офицеров да всякие там соревнования на дальность просто позабудьте. Но — свои сектора изучите до последней травинки, пристреляйте, чтоб ночью могли на звук попадать. И сразу ваши вопросы предупреждаю: зачем и почему все это надо, мне неизвестно. Но вот такую директиву, очень подробную прислали…

В блиндаже повисла недоуменная тишина. Никто из офицеров, а уж тем более рядовых снайперов, не знал, что сказать в ответ.

— Инструкцию послушали? — вмешался комбат. — Вопросов нет?

— Какие вопросы, — отозвался лейтенант Бородин, он, пожалуй, был единственным из офицеров батальона, который не смог бы промолчать даже при встрече с Верховным. — И так понятно. Сидим, "махру" изображаем. Кому и зачем это надо — не наше дело.

— Правильно, — согласился комбат. — Играйте. Но не переигрывайте. Все должно быть так, будто просто один батальон на другой поменялся. Вот и все дела. Снайперов еще разок предупреждаю — под личную ответственность! Ясно? А раз все ясно — по местам!

Возвращаясь на свою точку, Авдотьин раздумывал, с чего бы это и особист, и комбат так прицепились именно к снайперам, да еще и на него поглядывали искоса? Ну, бывало такое пару раз, когда за сутки он перебил едва ли не половину офицеров противостоящего им германского батальона. Так это ж не специально, так сложилось, что лезли эти германцы под пули чуть ли не сами, видать, расслабились перед нашей-то "махрой", что только и умеет, так залпами пулять. А про то соревнование на дальность с одним новоприбывшим пацаном с британской винтовкой, Авдотьин и вспоминать не хотел, глупо тогда все получилось, захотелось постоять за честь своей "мосинки", пусть и старенькой, но дело свое знающей получше и британских, и американских. А то, что погиб тот пацан — вины Авдотьина никакой не было, не стоит высовываться из "щели", когда тебя в ответ на меткий выстрел германцы минами забрасывают…

В следующие два дня и ночь между ними Авдотьин как следует разглядел и пристрелял положенный ему сектор, старательно не обращая внимания на мельтешащих то там, то здесь румынских офицеров и унтеров, которые, похоже, расслабились на весеннем солнышке совершенно и перестали бояться, чего на войне делать ну никак непозволительно. Впрочем, ставший уже давно бывалым солдатом, Авдотьин понимал, что выполнение приказа должно всегда быть на первом месте, а уж приказа, исходящего аж из самого Генштаба и центрального аппарата НКВД — тем более.

Впрочем, для того, чтобы освоиться на новом месте опытному снайперу не нужно было так много времени, и на второй день Авдотьин в хвост и гриву гонял своего необстрелянного напарника, отрабатывая, по большей части словесно, всяческие нестандартные ситуации, как если бы румыны смогли прорваться от передней линии окопов к их маленькой высотке. Ну, и тренировал глазомер у молодого пацана только-только, чуть больше месяца назад, прибывшего в батальон с очередной партией новобранцев.

А на вторую ночь это и случилось. Едва-едва начало темнеть, как в окопчик Авдотьина прибежал особист. Сам по себе дядька не вредный, должностью своей не козыряющий, как некоторые из его ведомства, но профессиональные обязанности исполняющий скрупулезно и педантично, капитан Сомов оглядел, как устроились снайпер с напарником, скупо похвалил и попросил! — не приказал, а именно совсем не по-армейски попросил быть готовым к визиту некоего таинственного начальства.

— Прибыли тут под вечер, — пояснил он солдатам. — Со взводом сопровождения, а во взводе такие волкодавы… я таких и до войны-то всего разок видел…

Капитан Сомов энкаведешником был кадровым и знал, о чем говорил.

Загадочное начальство это не заставило себя ждать. В темноте в окопчик свалились трое в помятой полевой форме, при общевойсковых погонах и петлицах, вообщем, ничем особо не выделяющиеся на общем армейском фоне. Полковник, а при нем капитан и старший лейтенант.

— Что солдат, удивляешься, небось? — поинтересовался полковник в ответ на тихий доклад Авдотьина о готовности.

— Наше дело маленькое, — пожал плечами снайпер, не испытывая особой робости, но и никак не обрадованный такому тесному соседству. — Раз вы тута, значит — так надо.

— Правильно рассуждаешь, — одобрил полковник. — Сектор свой пристрелял? Ночью не обознаешься — где-что?

— Никак нет, не обознаюсь, вторую ночь уже здесь, — ответил Авдотьин.

— Тогда слушай и на ус мотай, — полковник подсел поближе к солдату. — Сегодня ночью, поближе к рассвету, с той стороны будет выходить наша группа. Человека три-четыре, не больше… А с ними… вот кого они с собой притащат тебе лучше не знать, но груз этот ценнее, чем все наши жизни вместе взятые.

"Тут линия фронта такая, что без шума им не пройти. Твоя задача — прикрыть наших ребят от румын, а может и от германцев, думаю, их преследует не только сигуранца, там людишки из РСХА всегда рядом паслись… Прикрыть так, что б ни одна сволочь к ним не подобралась с той стороны. Ну, а мы, пока не начнется, рядышком побудем, поглядим, что и как…"

Авдотьин не знал, да и не мог знать, что за несколько часов до прибытия к нему таинственного полковника, тот организовал при комбате оперативную группу с простой и самоубийственной задачей: при необходимости, по команде того же полковника, ворваться в румынские окопы и своими телами прикрыть выходящих из вражеского тыла чекистов.

А потом ночь потянулась муторно и беспокойно. Казалось, все было, как и раньше, но вот присутствие рядом сразу трех офицеров, да офицеров не простых, сделало не только тесным окопчик, но нервозной, тревожной обстановку в нем.

Румынские ночные часовые изредка постреливали в сторону наших окопов то одиночными винтовочными выстрелами, то пулеметными очередями, подвешивали осветительные ракеты, но ничего особенного не предпринимали. Так было на этом участке фронта уже не первый месяц. Затишье.

А когда чернота ночи начала таять, потихоньку превращаясь в синеву утренних сумерек, из румынского тыла послышалась частая, заполошная пальба, взрывы гранат, запустили сразу три ракеты: две красных и белую.