Юрий Леж - Искажение[СИ, роман в двух книгах]

— Ладно-ладно, понял, что просто ассоциация, — согласился Паша. — Так что же она?

— Она не просто она… там была вся их компания, ну, две из трех девчонок, что успешно сходили в лагерь и вернулись, — пояснила Анька. — И мы всю ночь говорили об этом… ой, только не хихикай так, конечно, говорили не только об этом и не только говорили, сам понимаешь, но про лагерь, про всякие местные аномалии я узнала гораздо больше, чем из всех архивов Пухова…

— Хорошо, — кивнул Паша. — Мир, дружба, жвачка, колбаса. Успокоились, помирились, переходим к делу. Что там еще было?

— В подробностях или в общих чертах? — привычно съязвила Анька, поняв, что Паша оттаял и перестал сердиться на нее за собственные переживания и ночь, проведенную в малюсеньком салоне автомобильчика.

— Подробности из тебя Пухов пытать будет, — ответил Паша. — Мне бы попроще, например, что дальше делать будем?

— А дальше — едем в гостиницу, отдыхаем, отсыпаемся, а потом… — Анька выдержала театральную, многозначительную паузу, — сегодня Саня, готичка которая, в вечернюю смену на свои отвалы идет, с восьми до полуночи будет там дежурить, может, и задержится, как у нее бывает… Думаю, нам бы тоже туда не помешало сходить, разобраться…

— А смысл? В чем можно там, на месте, разобраться? — покачал головой Паша. — Самим посмотреть на горы породы… и что-то увидеть? или считаешь, что какой-то контакт возможен?

— А кто его знает, — пожала плечами Анька. — Хотя, сегодня-то как раз шансов побольше, чем в другое время…

— А что так?

— Новолуние, ночь темная, да и чувство у меня такое, ощущение, можно сказать… понимаешь?

— И может получится всё, как и желал Пухов, — в тон Аньке договорил Паша. — Без всякого принуждения, добровольно, спокойно и не напрягаясь…

— Ага, вспоминается тот разговорчик-то? — подхватила Анька…

Битый час они сидели в комнате для транзитных пассажиров самарского аэропорт и от нечего делать разговаривали обо всем на свете, не забывая, естественно, свою главную тему, постоянно возвращаясь к ней, потом, отходя в сторонку, описывая все расширяющиеся круги, снова осторожно, будто исподволь, слово за слово продолжали разговор.

Комнатка была небольшой, сидели практически рядом, в удобных, не слишком мягких, но оттого не менее комфортных креслах. Из встроенных в стены динамиков лилась какая-то классическая музыка, что-то легкое, не обременительное, вроде бы даже — Григ, но ни Анька, ни Паша знатоками не были, вряд ли отличили бы на слух Бетховена от Моцарта. Но музыка им нравилась прежде всего тем, что не перебивала разговор, не заставляла прислушиваться к себе, как это частенько бывает с песнями, а лилась незатейливым и неназойливым фоном. На стенах, куда не глянь, висели в скромных рамочках фотографии самолетов, от первых поднявшихся в воздух "этажерок" до современных реактивных лайнеров и боевых штурмовиков в камуфляжной раскраске.

Пухов, сперва обозлившийся на собственную помощницу, элементарно проворонившую нужный борт до места назначения, уже отошел, успокоился, но и теперь нет-нет да и порывалась в нем едкая ехидность.

Сначала пили чай, потом Анька вспомнила, что видела в буфете кофе, а к кофе полагался и коньяк, наконец-то, через полчасика разговора, перешли уже на чистый напиток, не смешанный с кофе.

— … вот ты говоришь — "взяли", "потрясли как следует", — воспитывал Пашу Пухов. — Как будто буржуинской пропаганды наслушался, ну, или этих австралийских книжек про ОГПУ начитался. Я бы в такое поверил, если б не знал, откуда вы, двое, взялись…

"Ну, не принято у нас просто так людей "брать", "трясти". Не потому, что по уставу не положено или закона такого нет. Просто не принято, как вы не поймете? Обычай у нас повыше любого закона будет. Это же еще на первом курсе юридического учат: закон, любой закон, рождается из обычаев, норм поведения, уже принятых в обществе. Вот у нас эти обычаи и нормы ценят выше любых прописанных и пропечатанных законов.

За что ж я буду "трясти" малолетних девчонок? Пусть они уже по закону совершеннолетние, полностью подсудны и за себя отвечают, работать могут хоть по двенадцать часов в сутки, будь на то их воля, а все равно — малолетки. Просто за то, что полезли "на кладбище в двенадцать часов ночи"? А ведь по сути своей их прогулка в лагерь и есть то самое путешествие на кладбище, что б перед мальчишками и подругами храбрость показать.

Да и смысл какой в этом "трясении"? Ничего они не расскажут вразумительного, такого, чтобы никто, кроме них не знал. Вся эта история покрыта таким туманом, что разбираться в ней надо только изнутри, начиная вот с этой девчачьей компании…"

— А ты думаешь, тут что-то такое? — Анька повертела в воздухе пузатенькой рюмкой с остатками коньяка. — Такое-этакое, государственного значения, как эти твои "летающие тарелки"?

— А у нас все государственного значения, — серьезно ответил Пухов. — Иным заниматься не стоит. Даже если пацанчик после школы, с друзьями в футбол гоняя, ногу подвернет — и это тоже событие государственного значения. Потому как пацанчик этот в будущем — или рабочий, или солдат, или инженер. И если ему этот самый вывих плохо вправят, поленятся врачи или квалификации не хватит, то страна потеряет рабочего, солдата, инженера. Мы на такие бытовые, казалось бы, дела только так и смотрим. Тоже — обычай, за мелким глубокое видеть.

— Так все-таки, отчего ж не попробовали кого-то из чекистов, ну, или чекисток к этим девчонкам внедрить? — поинтересовался Паша. — Может, там бы, на месте, и разобрались, что разбираться не с чем…

Он не очень-то верил в эти мистические штучки-дрючки, всякие "летающие тарелки" и "снежных людей", но понимал, что подоплекой любой мистики могут быть обычные и не очень человеческие деяния.

— Да ведь нету там никакой компании, — махнул рукой Пухов. — Это я её так называю, что б, ну, хоть как-то обозначить. Девчонки-то давно выросли, по разным домам разъехались, вот и школу закончили в прошлом году. Одна — на комбинате работает, вторая уехала из города, в институт поступила, третья пока бездельничает, вроде как, себя ищет, а я думаю, что просто замуж собирается, не хочет нигде особо пристраиваться, что б потом не рвать по живому, к рабочему коллективу-то привыкаешь не хуже, чем к родителям или дворовым друзьям-подругам.

Но это только во-первых. Во-вторых, на такие дела серьезных людей отвлекать смысла нет. Это не оперативная надобность, ни шпионы заграничные, ни диверсанты или какой еще подрывной элемент, непосредственно безопасности страны угрожающий. Стажерок брать тоже не хочется, они же, как любой стажер, подвигами грезят, достижениями, славой, а тут нужно просто походить вместе на танцы, в кино, поговорить, послушать, авось, что и прояснится.