Андрей Егоров - Когда закончилась нефть

— Уходи, Данька, — сказал я. — Или хотя бы отойди подальше.

— Вместе пойдем, — снова ответил он. — Брось ты эту веревку.

Я с недоумением посмотрел на друга. Жестом фокусника он достал из колчана стрелу и протянул ее мне. Наконечник был вымазан чем-то густым, темно-бурым.

— Верная рука — вождь неетов, — сказал Данька, вновь убирая стрелу.

— Ты говорил, зоркий глаз… — брякнул я.

— Одно другому не мешает, — подмигнул Данька. — Пошли.

Не понимая до конца, что он затеял, я пошагал за другом. Мы дошли до осинника, обогнули его и вышли к тому месту, где я вчера любовался пейзажами. Склон под ногами круто уходил вниз. Данька ловко забрался на большой камень и стал смотреть в сторону расщелины. Поднял лук, достал стрелу с бурым наконечником, положил ее на тетиву. Он долго стоял с закрытыми глазами, подняв лицо к небу. Потом сказал:

— Дай спички.

Я уже все понял. Но я не верил, что такое возможно. Отсюда до расщелины было больше двухсот метров. Я честно сказал об этом Даньке.

— Не каркай под руку, — ответил он. — Давай спички.

Я бросил ему коробок.

— Все равно нам не убежать, — сказал я. — Надежней было выстрелить в упор.

Данька поджег наконечник стрелы. Тот вспыхнул ровным коптящим пламенем.

— Я долго жил среди русских, — сказал Данька, — и многому у вас научился. Например, мне очень нравится одно ваше слово. Замечательное слово! Оно не раз выручало меня в жизни… — Тут он стал очень серьезен и натянул тетиву. — Смотри, как я только выпущу стрелу, прыгай вниз и беги что есть мочи.

— Хорошо, — кивнул я и приготовился. Но потом все же спросил: — Так какое же слово тебя выручало?

— Авось, — сказал Данька и отпустил тетиву.

В голове переваливались-переваривались сомнамбулические мысли. Сердце то стучало, то нет. Руль в руках дрожал. Начиная с Тюрлема, названия усохших городов словно морок. Пятилетка, Поисево, Бердюжье, Тушнолобово…

Тэрц прекрасно помнил — дальше пойдет еще хуже. Северомуйск, Таксимо, Куанда, Сюльбан. Тында, Тыгда [5] Автор не советует сверять маршрут Тэрца с географической картой. Мистическую грандиозность наземного пути из Москвы во Владивосток, монументальную несокрушимость и одновременно призрачность его пунктов можно ощутить, только испытав, примерив на себя каждый километр (хотя единицы измерения давно уже перестали быть мерой России). — запиналась дорога.

В Кормиловке заставил себя поесть, в Боготоле — размять ноги, переходя с кривых на очень кривые улочки.

От Тэрца никто не требовал Скорости и Времени. Он сам включил в свою программу условие — добраться от Москвы до Владивостока за полгода, не сомневаясь, что выполнит его, как выполнил раньше много бессмысленных на первый взгляд заданий.

После Тайшета открылось второе дыхание. Зеленая стена леса вдоль покореженного утреннего шоссе — как гофрированная упаковка прильнувшему к асфальту Рафу. Несмотря на равномерное движение в 60 км в час, Тэрц чувствовал себя застывшим в янтаре шмелем. Ощущение приятное — ни угроз, ни опасности из внешнего мира, который виделся простым, просчитанным, высохшим, как тот шмель.

Опасность обитала внутри машины. И выглядела соответствующе. Кошмар любого путника — прилипшая к крайней отметке стрелка уровня бензина в баке. Для Тэрца наступала пора ответить на вечные вопросы.

Где у путника следующая остановка? Сколько дней уйдет на обхаживание горца? Сколько бензина получится добыть?

В прошлый раз Тэрц угробил неделю, чтобы вымолить литр… В позапрошлый — три месяца!

Когда показалась заправка, внутренний голос не ответил — это промежуточная или последняя остановка в жизни его потрепанного автомобиля.

Внутренний голос молчал впервые за десять лет путешествий.

Тэрц никак не классифицировал горцев. Другие делили их на сговорчивых и несговорчивых, молчунов, болтунов, зануд. Цеховой телеграф путников постоянно разносил сведения о слабостях хозяев бензоколонок — кто-то клюет на истории о больной маме, кто-то — на басни о предназначении.

Путник был уверен — с горцами ничего нельзя знать заранее. Сегодня их можно пронять историей о поисках любви, завтра — горец не даст горючего, чтобы довезти обезумевшую жену до роддома. Потом откажется принять роды да еще потребует покинуть заправку. Имеет право.

Тэрц ни разу не пробовал пробить горца правдой о собственных скитаниях. Хотя казалось бы — на нее они наверняка клюнут. Возможно, он приберегал тайну на безвыходное положение…

Приближающаяся заправка оказалась неприметной и бедной. Одноэтажный домик под соломенной крышей, на ней — покосившийся по-пизански бак с водой, пьяный палисадник, одинокая бензоколонка, деревянные ворота закрыты. Все это мало походило на богатые приюты горцев, в огромном количестве разбросанные по Среднерусской.

Тэрц посигналил. Он мог выйти и сам открыть ворота, но сибирские обычаи гостеприимства могли отличаться от привычных уральских (в том, что горцы и здесь гостеприимны, Тэрц не сомневался).

Выйти все-таки пришлось. Когда Тэрц открывал ворота, его охватил знакомый с детства азарт — вдруг это брошенная заправка? Вдруг можно похозяйничать вволю? Проверить уровнемер, заглянуть в резервуар.

Среди путников издавна ходили легенды о приютах, забытых вдали от трасс, о бесхозных цистернах, о ржавых пистолетах, которые послушно исторгают сотни литров бензина. Некоторые жертвовали своими и чужими жизнями, лишь бы найти подобное эльдорадо.

Тэрц в чудеса не верил, но сердце замерло.

Он подъехал к колонке, вышел из машины, всмотрелся в грязное окно хижины, крикнул: «Хозяин!» — и с нетерпением вслушался в тишину. Сердце ускорилось. Мечта любого путника — хотя бы на пять минут стать королем приюта, одним из тех странных созданий, что уже двести лет жонглируют судьбами людей.

— Хозяйка, — раздалось сзади.

Тэрц вздрогнул и обернулся. В воротах стоял девушка — гигантских размеров фуфайка, неуверенно растущая из нее цыплячья шея, поверх шеи — бледное лицо в обрамлении черных волос, ружье и вязанка мертвых чибисов через плечо.

Женщина — горец?! О таком Тэрц не слышал (а у путников лучшие по нынешним меркам системы связи). Увидеть подобное казалось еще более невероятным, чем обнаружить затерянное озеро нефти. Тэрц не сразу сообразил — усложняет ли его задачу то, что ему придется входить в доверие к девушке, упрашивать ее о бесценном подарке.