Дмитрий Де-Спиллер - Поющие скалы (сборник)

Одновременно с этим он считал, что было бы абсолютно неверно говорить о Ксеносе как о живом существе. Что до меня, то я совершенно с этим согласен, хотя, признаться, до сих пор не уразумел, как дать толковое определение различия между мертвой и живой системой.

Эту историю мне рассказывала много лет тому назад мать моего отчима — покойная тетя Миланта. Сама она слышала ее от своего деда — Сергея Севастьяновича Серебрянникова, скончавшегося на исходе прошлого века в звании библиографа публичной библиотеки города Козлы.

Когда говорят о старых Козлах, то обыкновенно придают им колорит живописного иностранного города. Но это характеристика односторонняя. Основное население Козлов с первых дней существования города было русское. Шведские и албанские поселенцы, швейцарцы-колонисты, французы и итальянцы составляли не основное население Козлов, а, так сказать, поверхностное. Но по этой-то именно причине иностранцы и были в Козлах больше на виду, нежели русские. Особой заметностью отличались французы. Может быть, именно с этим их свойством связано появление в Козлах французской газеты "Journal de Kozles". Она просуществовала с перерывами с 1 октября 1869 года по 1 ноября 1880 года, имея в лучшие времена не более 500 подписчиков, что не влияло, однако, на интересность газеты, которая была живой и отзывчивой. Ее первым редактором-издателем был упомянутый мною Сергей Севастьянович Серебрянников. Он владел французским превосходно.

Все сотрудники Сергея Севастьяновича были даровые. О гонораре не было речи. А все же трудно был сводить концы с концами. Так трудно, что Серебрянникову пришлось наконец отказаться от издания газеты, созданной его трудами и талантом, и передать ее другому издателю — своему зятю Леону Дамурье.

Дамурье этот был любопытной личностью. Большой остряк, неутомимый и неисправимый каламбурист, весельчак, он с особенным эффектом танцевал трепака, на ходу снимая сапог и тут же во время присядки надевая его. Он страстно любил разгадывать головоломки.

Газета, принятая им от Сергея Севастьяновича, не только не давала дохода, но еще приносила убыток. Но как бодро и интересно она велась! Каждый вечер в редакции газеты собирались друзья и сотрудники Дамурье. Оживление царило всеобщее. Остроты и каламбуры взлетали, перекрещивались и разлетались, как звезды фейерверка. Между двумя периодами злободневной передовицы Дамурье умудрялся разрешать труднейшие головоломки из свежеполученных парижских газет. А если загадка была чересчур замысловата, то передовица откладывалась и сотрудники приглашались бросить на время текущую работу, чтобы заняться более серьезным делом искания трудного решения. Приходивший за газетным материалом метранпаж останавливался в благоговении перед священнодействием редакции и сам увлекался головоломной работой. Но вот решение найдено! Происходило общее ликование: закипала вновь газетная работа, и Дамурье принимался за продолжение громоносной статьи против Бисмарка, которого он искренне ненавидел.

Став редактором-издателем газеты, Дамурье предпринял энергичные (но безуспешные) попытки сделать газету прибыльной. Для этой цели он не останавливался перед значительными расходами. Переменив часть сотрудников, он стал выплачивать остальным гонорары. Этим он открыл возможность привлекать в газету новые силы.

Первым его приобретением стал Владимир Досифеевич Вельтищев — личность любопытная, сложная, богато одаренная, вмещавшая в себя и большие силы, и большие слабости.

Жаль, очень жаль, что для верной характеристики Владимира Досифеевича придется долее, чем хотелось бы, остановиться на доминировавшей в нем прискорбной слабости!

Трудно сказать, какие причины привели Вельтищева — всегда доброго и жизнерадостного — к пагубной привычке пить. Но пил он много и безобразно, и это отразилось на всех сторонах его жизни. Даже на отношениях с собственной собакой! Она подчас решительно отказывалась признавать его хозяйский авторитет.

У Серебрянниковых все наперед знали, идет ли к ним Владимир Досифеевич в нормальном или ненормальном виде, и именно по тому признаку, следует ли за ним Шарик или нет. Когда Владимир Досифеевич был трезв, голос его, обращенный к собаке, был авторитетен. Его приказание оставаться дома исполнялось Шариком без рассуждений. Но когда хозяин был пьян, никакие приказания и угрозы не действовали и собака неотступно шла за ним повсюду…

Как-то раз, когда Вельтищев работал над одним сочинением о почтовых тарифах, — избрав по обыкновению местом работы распивочную у Изборской заставы, он привел туда прямо с улицы городского панорамщика — итальянца Тальяферо. Тот поразил воображение Вельтищева рассказом о своих приключениях: о том, как пришел он в Козлы из Италии пешком, обойдя всю Европу с шарманкой в руках, как похоронил где-то в Германии свою молодую жену, которая пела под его аккомпанемент. Для этого пришлось продать шарманку. В Козлы Тальяферо прибыл ни с чем.

Первоначальным средством к его существования в Козлах послужило изготовление хитро запутанных проволочных изделий — фокусов под самыми затейливыми названиями: восточный вопрос, дамские капризы, крест и могила и т. п. Потом он стал показывать стереоскоп, который вскоре заменил собственного изделия панорамой.

Тальяферо всегда носил с собой книжечку, содержание которой, впрочем, знал наизусть: это были "Мысли императора Марка Аврелия" на французском языке. Он любил эти «Мысли». Они поднимали его душу на великие подвиги. Тальяферо вздумал, что можно обогатить весь Козловский край разведением тутовых деревьев и созданием шелководства. Он начал пропагандировать всюду свою идею, показывал вместе с панорамой и коробочку с шелковичными червями. Ходил к разным чиновникам, говорил, убеждал. Он, вероятно, был прав, но в его устах проект этот звучал комично, и над ним смеялись. Потом мечты Тальяферо приняли странный оборот: он вообразил, что открыл всемировой флюид, жизненное начало всего мира. Флюид этот он получал, растягивая руками проволочную пружину. Руки от напряжения дрожали, и Тальяферо приписывал это флюиду…

Осушив предложенный Вельтищевым графинчик, Тальяферо вдруг наклонился к собеседнику и, понизив голос, сообщил, что рассчитывает вскоре разбогатеть…

— Вы, разумеется, осведомлены, господ ин Вельтищев, что искусственные культуры трюфелей никогда еще не удавались, — сказал он таинственно. — А вот у меня в парнике французские трюфели благоденствуют. Я возбуждаю их токами мирового флюида. Предприимчивые люди отвалят мне изрядный куш за мой секрет — хороший товар дешево не продается. Но, по сути дела, обогатит меня не что другое, как сила всемирового флюида. У императора Марка Аврелия есть одно изречение…