Александр Мирер - Обсидиановый нож

Опять — таки по естественному ходу событий эти игры, которые принято называть аппаратными, мгновенно стали известны министру обороны, и он, не ожидая никаких приказов или решений, приказал поднять по тревоге образцовую авиадесантную дивизию — благо она дислоцировалась в каких — то двухстах километрах от Тугарина и была полностью укомплектована штатной авиацией, — что случается, как сказано в одном американском военном анекдоте, не каждый день. Отдав такой приказ, министр стал спокойно ожидать конца игры, то есть окончательного посрамления секретаря ЦК, которого он любил не больше, чем тот — его.

Пока механики грели двигатели «АНов», а парашютисты в полной амуниции сидели на корточках, ожидая команды «По машинам!», в Н. прибыла Анна Егоровна и привезла «слизняка» — миниатюрную радиостанцию пришельцев, и не просто привезла, а с актом экспертизы. Докторша с обычной своей энергией принудила обком к этой экспертизе — в институте полупроводниковых материалов, — и было установлено, что «слизняк» сделан из сверхпрочной керамики, которую не берут даже алмазные сверла; вернее, берут, но сами при этом снашиваются примерно в тысячу раз быстрее, чем лягушечного цвета керамика. Чтобы стало понятней: на луночку глубиною в миллиметр пришлось бы извести погонный метр алмазных сверл, то есть штук двести — триста… Так и было написано в акте экспертизы: «Теоретически представленный для проверки материал в природе существовать не может», — последние два слова были дважды жирно подчеркнуты от руки, тем же фломастером, которым был подписан акт, а сама подпись принадлежала академику, Герою Соцтруда. Это бы еще ничего — мало ли их, академиков, дает непонятные советы, могли бы рассудить генералы. Однако данный конкретный ученый был им очень и очень известен, поскольку работал на армию и сам имел генеральское звание — хотя в мундире его никогда не видели…

Аппаратные игры кончились — в пять тридцать был отдан целевой приказ парашютной дивизии: Тугарино окружить, никого не выпускать из кольца, личному составу не выходить из — за брони (по сообщению Вячеслава Борисовича Портнова «посредники» пришельцев через стальной экран не действуют). Наконец в шесть часов пятнадцать минут решили: пригрозить пришельцам ядерной атакой, и подготовку к этой атаке вести всерьез. Парламентер должен быть уверен, что бомбу при необходимости сбросят.

Это было сложное и страшное дело. Комитет не допускал всерьез такой возможности, — в Тугарине находилось десять тысяч ни в чем не повинных людей. Однако исключать ядерную атаку тоже было нельзя. Парламентером назначили полковника Генерального штаба Ганина, кандидата военных наук. Ему сказали: «Идете на смерть, товарищ полковник…»

Принимая эти оперативные меры, комитет действовал и в более широких масштабах. В восемнадцать тридцать по московскому времени заработали телетайпы в Париже, Лондоне, Нью — Йорке. По линиям прямой связи между правительствами, называемыми на дипломатическом языке «горячими линиями», прошла передача из Москвы. И с девятнадцати часов мир стал меняться при видимой тишине и спокойствии. Отгремели сигналы боевой тревоги на командирских постах зенитных ракет. Пилоты истребителей — перехватчиков затянули шнуровки перегрузочных костюмов. В темных кабинах радарных станций дежурили усиленные вахты. Спутники — наблюдатели отвернули свои кварцевые глаза от Земли и уставились в черно — фиолетовое космическое небо.

Можно было надеяться, что теперь корабли пришельцев не подойдут к Земле незамеченными. Действительно, взлет корабля из Тугарина в девятнадцать пятьдесят был отслежен не только из Советского Союза, но и из Франции и Англии и даже с постов Соединенных Штатов на Аляске.

Меры, принятые комитетом, оказались действенными. Пришельцы отступили. Но победа не принесла спокойствия. С часу на час надо было ждать второй атаки пришельцев, а информация о первой не поступала. Не удавалось ее собрать, хотя к десяти часам была опрошена половина из трехсот девятнадцати человек, обработанных «посредниками». Ни один из них не смог рассказать ровным счетом ничего.

Степан Сизов, повредивший с неизвестной целью линию электропередачи, был на грани смерти.

Алеша Соколов успел сказать о том, что пришельцы собираются напасть на столицы великих держав, и потерял сознание.

Вячеслав Борисович Портнов застрелился.

Получилось так, что после отступления пришельцев информации на йоту не прибавилось. Говоря на военном языке, не было разведданных. Куда ни сунься — темно. В десять часов вечера комитет мог только строить догадки. Например, диверсия Степы Сизова была понята совершенно навыворот, ведь он воспользовался лучеметом пришельцев, правда? Значит, он переоделся в женское платье и разрушил линию по приказу их штаба. Пожженную копну приписали неумелому обращению с бластером. Комитет не обратил внимания и на возраст людей, обработанных «посредниками». Среди них не было ни одного моложе шестнадцати лет, кроме, предположительно, Степки. И этого, повторяю, никто не взял на заметку. Взрослым людям, заседавшим в комитете, казалось естественным, что пришельцы подчиняют взрослых, а детьми пренебрегают…

А корабль Десантников, развив чудовищную скорость, ушел от локаторов, растворился, исчез.

Очень подавленное настроение было в комитете… Обсуждалось, не выслать ли в Тугарино еще одну группу следователей, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. И вдруг дело пошло само — появился Благоволин. Руководитель следственной комиссии сообщил, что Благоволин держал в руках «посредник», что условные клички Десантников такие — то, что диверсия на высоковольтной была предпринята Степаном по заданию Портнова и так далее. Но Благоволина вызвали в Центр не только из — за этих, пусть даже очень важных сведений. Но из — за них, пренебрегая секретностью, комитет просил его продолжить сообщение прямо с борта военного самолета.

Благоволин, пока в него пытались подсадить Мыслящего, а он его «выплевывал», запомнил кое — что о планах пришельцев на будущее.

В десять часов вечера еще никто не понимал, насколько эти планы опасны для человечества. Даже члены комитета, кроме, пожалуй, одного из них.

В одиннадцать тридцать самолет приземлился в Н.

Под белым потолком безжалостно пылали молочные плафоны. Девятнадцать человек, казалось, приросли к огромному полированному столу светлого дерева. По его необъятной поверхности были разбросаны рулоны телетайпной бумаги, синие листки телеграмм, военные карты. Стояли бутылки с минеральной водой, термосы с чаем и кофе, тарелки, диктофоны. Во главе стола сидел генерал — заместитель председателя комитета.