Александр Мирер - Дождь в лицо

Александр Мирер

Дождь в лицо

I

-- Крокодилы! -- оглушительно заорал попугай.

Андрей повернулся на левый бок и посмотрел вниз, туда, где полагается быть ночным туфлям. Между прутьями настила была видна вода -- цвета хорошего крепкого кофе. За ночь вода поднялась еще на несколько сантиметров.

Оставались последние секунды ночного отдыха. Он вытянулся в мешке и закрыл глаза. Примус шипел за палаткой, и через клапан проникал запах керосиновой гари, а от Аленкиного мешка пахло Аленкой. Счастливые дни в его жизни. Вот они и наступили, наконец.

-- Эй, просыпайся!

Через краешек сна он услышал сразу ее голос, и отдаленный шум джунглей, и шорох и скрипы Большого Клуба, и совсем еще сонный, полез из мешка и натянул болотные сапоги. Настил, сплетенный из тонких лиан, провис к середине и почти не пружинил под ногами. "Давно пора сплести новый, -подумал Андрей. Сегодня я натащу лиан".

Он знал, что все равно не сделает этого ни сегодня, ни завтра, и вспомнил, как в Новосибирске директор спал в кабинете на старой кровати с рваной сеткой, а когда ее заменили, устроил страшный скандал, и кричал: "Где моя яма?"

Посмеиваясь потихоньку, он оделся, спустился в воду -- шесть ступеней, -- и посмотрел на сапоги. Вода дошла до наколенников. Поднимается.

-- Неважные дела. Надо бы к черту взорвать эти бревна. Запруду. Там полно крокодилов, -- сказала Аленка сверху.

-- Разгоним, -- ответил Андрей. Он шел под палаткой, ощупывая дно ногами. Палатка стояла на четырех столбах, провисший настил был похож на днище огромной корзины. Прежде чем выбраться на мостки, он посмотрел в сторону деревни. Он смотрел каждое утро, и ничего не видел -- только лес. Ни дымка, ни отблеска очага...

Примус шумел что было мочи, Аленка осторожно накачивала его хромированное чрево. Синие огни прыгали под полированным кофейником, на очаге лежали вычищенные миски, и Аленка сидела деловитая, чистенькая, как на пикнике -- ловкие бриджи, свежая ковбойка, светлые волосы причесаны с педантичной аккуратностью.

-- Как спалось? -- спросил Андрей.

-- Ты что-то говорил? Ничего не слышно. Как в метро. Кстати, что ты вчера говорил о дисках, когда возвращался? В лодке?

Андрей открыл рот и несколько секунд так и стоял, соображая.

-- Тебя же не было в лодке... Как ты узнала, что я сам с собой говорил?

-- Всю жизнь мне не верят, что я читаю мысли, -- сказала Аленка, отмеряя кофе десертной ложкой. -- И ты тоже, никто мне не верит. Лентяи все недоверчивые, хоть пистолет бы почистил.

-- Он в палатке, -- машинально сказал Андрей.

-- Ты ведь сам говорил, что он осекается.

-- Почищу после завтрака.

-- Возьми, лентяй, -- она просунула руку в клапан, и достала тяжелый пистолет. В левой руке она держала ложку с кофе.

-- Все равно не буду, -- сказал Андрей, расстегивая кобуру. Он разложил детали на промасленной тряпке, и, гоняя шомпол в стволе, соображал, как бы к Алене подступиться. Если она заупрямилась -- ищи обходной маневр. Это он усвоил.

Он собрал пистолет, вложил обойму, и заправил в ствол восьмой патрон. Пистолет поймал солнце, -- багровый край, беспощадно встающий над черной водой, среди черных стволов. В чаще ухнула обезьяна-ревун.

-- Готово, -- сказала Аленка.

-- И это не первый раз? -- спросил Андрей, принимая у нее миску.

-- Говорю тебе -- всю жизнь.

Помолчали.

-- Это фокусы Большого Клуба, -- неожиданно сказала Аленка. -- Он же совсем рядом.

-- Может быть. А часто это бывает? И как ты это слышишь?

-- Я веду дневник, -- сказала Аленка. -- По всем правилам, уже пятнадцать дней. Иногда я слышу тебя оттуда. Как будто ты говоришь за моей спиной, а не возишься у Клуба или в термитниках. В дневнике все записано.

-- Брось, -- сказал Андрей. -- Оттуда добрый километр. -- Он положил Ложку и смотрел на Аленку сквозь темные очки. -- И ты все время молчала?

-- Тебе этого не понять. Ешь кашу. Ты ужасный трепач, "только и всего".

-- Покажи дневник.

-- Вечером, вечером. Солнце уже встало.

-- Нет, это невозможно! Какие-то детские фокусы, -- Андрей бросил миску и встал с ложкой в руке.

-- Каша остынет, -- кротко сказала Алена.

-- Какая каша? -- завопил Андрей. -- Ты понимаешь, что надо ставить строгий эксперимент?

-- "Строгий заяц на дороге, подпоясанный ломом", -- тонким голосом пропела Алена. -- Эксперимент достаточно строгий. Ешь кашу.

-- Хорошо. Я доем эту кашу.

-- Вот и молодец. "И кому какое дело, может волка стережет!"

-- Аленка!

-- Я же слушаю твои магнитофонные заметки. Слово в слово с моим дневником. Понял? И все. Пей кофе, и пойдем.

Комбинезоны висели на растяжке. Андрей молча влез в комбинезон, застегнул "молнию", молча нацепил снаряжение: кинокамеру, термос, запасная батарея, фотоаппарат по кличке "Фотий", ультразвуковой комбайн, набор боксов, инструменты. Магнитофон. Теперь все. Он натянул назатыльник, заклеенный в воротник комбинезона, и надел шлем. Плексигласовое забрало висело над его мокрым лицом, как прозрачное корытце.

-- Включи вентилятор, ужасный ты человек, -- сказала Аленка. -- На тебя страшно смотреть. И возьми пистолет.

Под комбайном зашипел воздух, продираясь через густую никелевую сетку, и вентилятор заныл, как москит.

-- Родные звуки, -- сказала Аленка. -- Я тоже пойду, после посуды.

-- Мы же договорились. Я иду к Клубу.

-- Андрейка, они мне ничего не сделают. Я знаю слово. Ну, один разок сходим вдвоем.

-- Не дурачься. Клуб начнет нервничать и пропадет рабочий день. У тебя хватает работы. Сиди и слушай.

Он уже сошел с мостков, взял шестик, прислоненный к перилам и посмотрел на жену -- все еще с досадой. Аленка улыбнулась ему сверху.

-- Ставь в дневнике точное время, часы сверены. Я пошел.

-- Очень много крокодилов. Ты слышал, сегодня один шнырял под палаткой?

-- Тут везде полно этой твари. Будь осторожна.

-- Я ужасно осторожна. Как кролик. Сейчас я их пугну. Поспорим, что я попаду из пистолета вон в того, большого? -- Аленка достала из-под палатки свой пистолет, и положила его на локоть. -- Нет, лучше с перил. Вот смотри.

Солнце уже поднялось над черной водой, и ровная, как тротуар, дорожка шла к палатке, и по ней ползли черные пятна треугольниками, и рядом, и еще подальше. За пятнами по тихой воде тянулись следы, огромным веером окружая палатку. Выстрел и удар пули грянули разом, палатка дрогнула, и крокодил забил хвостом, уходя под воду.

-- Вечная память, -- сказала Аленка. -- Вечная память, сейчас мы вам добавим, вечная...

Палатка снова качнулась, и зазевавшийся крокодил щелкнул пастью над водой и скрылся в темной глубине, и вот уже над поляной тишина, гладкая маслянистая вода отражает солнце. Андрей бредет по вешкам к берегу, ощупывая дно шестиком и обходя ямы. Кинокамера сверкает на поворотах. Хлюп-хлюп-хлюп, -- он идет по вязкому дну, а вот и шагов не слышно. Андрей подтянулся на руках, прошел по сухому берегу и исчез. Обезьяна снова заорала в джунглях. День начался.