Вячеслав Мягких - Пришельцы. Выпуск 1

Сергей скупо улыбнулся девушке и сказал:

— Привет, Поля. Ты рановато: Гоша никогда не появляется в эту пору.

— Да? — кротко сказала Поля. — Как жалко… Ну, я подожду. Можно, Сергей? Я не помешаю, честное слово. Я просто посижу здесь у стойки, ладно?

— Сиди, конечно, — согласился Сергей и сел на соседний стул. — Ты когда собираешься уходить?

— Не знаю, — оживилась Поля. — Вот поищем с Гошей кассету, и пойду. А что? Уже надоела?

— Нет, — сказал Сергей. — Я тебя провожу.

Поля помолчала, пытаясь охладить жар на щеках.

— А может, не надо, Сергей? — робко спросила она.

— Что так?

— Узнает твоя жена… — пробормотала Поля с грустью.

— Жена? — глядя на нее в упор, повторил Сергей. — Почему ты решила, что у меня есть жена?

— Да у вас тут все женатые, — пояснила Поля. — Я уверена, что и ты…

Сергей потрогал голый подбородок — непривычно пока без бороды. Ну, ничего, отрастет, время будет.

— У меня уже нет жены, — доверительно сказал Сергей и положил теплую ладонь на ее руку.

— Нет жены? — удивилась Поля и обрела надежду. — Ты развелся?!

— Нет. Я убил ее, — просто сказал Сергей.

— Убил?!

Поля вспыхнула еще жарче и положила поверх руки Сергея свою ладонь. Его кожа обжигала.

— Почему? — нежно прошептала Поля.

Он вздохнул — не жалея, не терзаясь, — возможно, вспоминая или набирая в грудь побольше воздуха.

— Я разлюбил ее, — ясно сказал Сергей.

Голубизна его больших светлых глаз ласкала Полю. Она легонько вздохнула, улыбнулась и приникла к его руке, уютно устроившейся на ее пальцах.

— Ты разлюбил ее, — эхом повторила она. — И убил…

— Три дня назад, — вымолвил Сергей.

— Три дня?

— Да. Три дня назад, — бесстрастно подтвердил Сергей.

Какая тишина в предвечернем баре! Скоро появится Гоша, потом другие, возникнет дымок шума, и шум лучше сохранит тишину возле них, чем сама тишина.

— Я люблю тебя, — признался Сергей и ровно спросил: — Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — выдохнула Поля и затрепетала в его объятиях. — Да, — повторила она, и Сергей уловил губами движение ее губ.

— Что ж, — сказал Сергей. — Пойдем. Жить будем у меня.

— Погоди, — прошептала Поля, блестя глазами. — Ты не спросил, свободна ли я…

Он сузил глаза, поджал губы.

— Н-ну? Ты свободна? — настороженно спросил он.

— Да! Я свободна! — воскликнула Поля. — Теперь, свободна!

— Теперь? — не понял Сергей.

— Я убила мужа вчера вечером, мой любимый, — промурлыкала Поля, прижимаясь к остолбеневшему Сергею, и оскалила мелкие зубки. — Я разлюбила его!

Синева ее толстой косы потихоньку сливалась с чернотой. Сергей задумчиво потер подбородок, на котором пробивалась щетина, и взглянул на себя в зеркало позади себя. Щетина на глазах синела.

22 ноября 1995, 17 февраля, 17—18 марта 1996

Секретарша, дама в отсвечивающем металлом одеянии и ресницами в добрую пару дюймов, величественно объявила, что начальство пока занято. Делать было нечего, и чтобы не умереть от скуки, я занялся исследованием приемной. Осмотрел все настенные причиндалы — от забавных картин с овощами и фруктами до огромных морских раковин, в которые без труда можно было бы просунуть руку. Собственно, это я и попытался проделать, но та же секретарша что-то немедленно забубнила, так что пришлось ретироваться. Иных развлечений в наличии не имелось, и, следя за секундной стрелкой своих армейских часов, я задержал дыхание.

Мой рекорд в покое — около пяти минут. В движении, под водой, я выдавал, понятное дело, чуть меньше. Хотя тут все зависит от глубины. Я уж не знаю, почему так оно происходит, но чем глубже ныряешь, тем больше в состоянии выдержать. Надо понимать — какой-нибудь закон физики. Или ботаники… Рыбы ведь тоже как-то без воздуха обходятся, а ныряют, между прочим, поглубже нашего.

В тот самый момент, когда стрелка пересекла трехминутную отметку, меня вдруг осенило. Надо сказать, что я не люблю опаздывать, а точнее — не умею. Наверное, как всякий военный. И вот я вдруг рассудил, что коли уж мне назначено точное время, то к этому самому времени мне и следует прибыть. В занятость начальства я не слишком верил и слушаться секретарш не собирался. Она, может, человек к ним и приближенный, но в серьезных делах — всего-навсего женщина…

Сказано — сделано. Совершив отвлекающий маневр по приемной, я незаметно юркнул в заповедный коридорчик. Номер комнаты мне указали в повестке, так что сориентироваться на местности было минутным делом.

Эти двое, конечно, не слышали, как я подошел. То есть это я так думаю, а иначе зачем бы им было продолжать столь громко разговаривать? Не то чтобы они выбалтывали какие-то там секреты, но речь шла обо мне, а я всегда интересуюсь подобными вещами.

Словом, подойдя поближе, я немедленно состыковал свой глаз с узенькой щелочкой между косяком и дверью и занялся наблюдением.

Еще раз повторюсь: одна из характерных черт военных — неумение опаздывать, и снова я мысленно похвалил себя за утреннее решение явиться чуточку пораньше назначенного срока. Иначе весь этот спектакль был бы самым обидным образом пропущен. А сейчас я имел прекрасную возможность видеть и слышать, как двое толстосумов лениво перемывают мои косточки.

Более чем странно, между прочим. Попробуйте-ка объяснить мне, отчего это известных биржевых воротил, завсегдатаев первых газетных полос заинтересовал какой-то заштатный капралишка. То есть «заштатный» и «капралишка» — слова, само собой, не слишком подходящие, но в данную минуту я пытался глядеть на мир с их точки зрения. А для этих дельцов с карманами, лопающимися от денег, я был именно капралишкой и самым что ни на есть заштатным.

Итак, я стоял за дверью просторного кабинета и лицезрел собеседников во всей их красе. Хотя никакой такой особенной красы не было. Невзрачные типы с бицепсами недоучившихся тинэйджеров и идиотскими бакенбардами. Точнее сказать, бакенбарды присутствовали только у одного из них, зато у второго отсутствие шерсти на щеках с успехом возмещал великолепных размеров нос. Этакий гигантский клюв, одолженный, должно быть, у какого-нибудь австралийского попугая. Окружающие называют такие носы горбатыми, хозяева — орлиными. У солдат же подобное чудо особым спросом не пользуются. И правильно, так как бьются и кровоточат такие украшения даже от самых несерьезных ударов. Ему бы ладошкой прикрываться, а он — ничего, — сидел себе и нахально улыбался. Я даже рот приоткрыл от удивления. В общем, утопая гражданскими тушками в глубоких креслах, умники эти взирали друг на дружку, задрав подбородки, степенно кивая и аккуратно пересыпая речь разными мудреными словечками. Терпеть не могу подобные манеры! Простите, соблаговолите… Короче, эти шибздики выглядели чересчур умными и чересчур воспитанными, чтобы я мог наблюдать за ними без нервов.