Фрэнк Герберт - НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений

В девятнадцать двадцать клетка оставалась твердой.

— Возможна небольшая задержка, — сказал Янски. — Полю требуется несколько минут, чтобы исчезнуть. Иногда и более того.

В девятнадцать тридцать он сказал:

— Надеюсь, временное поле чужака не усиливает мое. — Он произнес это тихо, по-немецки.

В девятнадцать пятьдесят пиво было почти выпито. Дейл Снидер начал угрожающе шуметь, и один из техников успокаивал его. Янски без всякой дипломатии сидел и неотрывно следил за серебряным кубом. Через долгие интервалы он вспоминал о пиве в бумажном стаканчике и опрокидывал его содержимое в горло. Вид его утешительным не был.

В двадцать часов куб замерцал и стал прозрачным. И Янски и Снидер с восклицаниями бросились к нему. Подойдя поближе, Янски увидел, что статуя упала на лицо, выйдя из контакта со шлемом.

Снидер нахмурился. Янски старался, живописуя эксперимент. Внезапно психолог начал удивляться:

— Эта сфера находится действительно там, где у чужака расположен мозг? Если нет, то эксперимент будет неудачным. Даже дельфины обманывали нас таким образом. Мозг был не в выпуклом "лбу", а позади дыхательной дыры, причем "лоб" оказался оружием, тяжело заполненным для тарана.

Лэрри Гринберг поднялся и сел. Даже на таком расстоянии он выглядел плохо. Его глаза были тусклыми и расфокусированными; похоже, он не собирался вставать.

"Парень сошел с ума", — подумал Доркас Янски, надеясь, что Снидер не думает так же. Но Снидер был явно обеспокоен.

Лэрри поднялся на ноги каким-то странным движением. Казалось, он оступился, качнулся обратно и теперь шатался у края проволочного заграждения. Он выглядел так, словно шел по сырым яйцам, стараясь их не раздавить. Наконец он остановился, как человек с огромной ношей, его колени согнулись, спина осталась прямой. Он подобрал что-то там, где лежала упавшая статуя. Янски приблизился к сетке, и Лэрри повернулся к нему, держа в руках какую-то вещь.

Янски пронзительно закричал. Он был ослеплен. И кожа на его лице сползала лоскутьями! Он вытянул руки перед лицом, чувствуя ту же адскую боль и в них. Затем повернулся и побежал. Судорога агонии сковала спину. И он бежал, пока не ударился о стену.

За миг до этого она крепко спала, но теперь полностью проснулась и сидела в постели; глаза выискивали что-то во тьме, но она не знала — что. Джуди попыталась нащупать выключатель, но его не было на привычном месте, а ее дрожащая; рука даже не находила контрольной панели. Тогда она поняла, что садит на том месте, где обычно спал Лэрри. Она нашла свою панель справа от себя и включила светильник.

Где же он? Она пошла спать в семнадцать часов, совершенно разбитая. Наверное, он еще в университете. Но случилось что-то плохое, она чувствовала!

Или это просто ночной кошмар?

Если и кошмар, то она не могла вспомнить отдельных подробностей. Настроение это прицепилось к ней и преследовало ее. Она питалась заснуть, но понимала, что не удастся. Комната казалась странной и ужасной. Тени кишели невидимыми, ползающими монстрами.

Кзанол заблеял и выбросил обе руки вперед, чтобы смягчить падение.

И он сошел с ума. Впечатления буйно неслись через отступавшие чувства, затопляя его. С отчаянием утопающего, который пытается дышать даже под водой, он постарался разобраться с ними до того, как им удастся убить его.

Первыми и наиболее чудовищными были воспоминания раба неизвестной породы, который называл себя Лэрри Гринбергом. Они были гораздо сильнее всего того, что когда-либо прежде достигало его чувства Силы. Если бы Кзанол не провел столько лет, контролируя чужие формы жизни и оттачивая суть чужих мыслей, вся его личность была бы подавлена.

Потрясающими усилиями ему удалось исключить большую часть ума Гринберга из своего сознания. Головокружение не проходило. Тело казалось сверхъестественным, горячим и уродливым. Он попытался открыть глаз, но мышцы не действовали. Потом он, должно быть, напал на правильную комбинацию, и его глаз открылся. Дважды! Он застонал и крепко закрыл его, затем попробовал еще раз. Его глаз открылся дважды, двумя различными и отдельными движениями, и он оставил его открытым, так как хотел осмотреть свое собственное тело. Его плоть была телом Лэрри Гринберга.

Он был достаточно подготовлен. Шок не убил его.

Кзанол осторожно начал опробовать ум Гринберга. Он внимательно отбирал небольшие порции информации, следя за тем, чтобы она не затопила его. Это сильно отличалось от обычного применения Силы и немного напоминало практику со шлемом-усилителем. И то, что он воспринял, убедило его — он действительно телепортирован, телепереброшен или еще каким-то образом птавво-преобразован в чуждое тело раба.

Кзанол медленно и осторожно сел, используя рефлексы Гринберга в той мере, на какую осмеливался — сам он использовать незнакомые мышцы не мог. Двойное зрение смущало его, но он увидел, что находится в какой-то ограде из металлической сетки. Снаружи… Кзанол испытал жесточайшее потрясение и вновь сошел с ума.

За оградой находились рабы такой же странной породы, как и его нынешнее тело. Двое из них подходило к нему. Он не чувствовал их, не чувствовал вообще — он все еще не был способен на это.

Бессилие!

Тринтане не рождаются с Силой. Обычно требуется около двух тринтанских лет, чтобы чувство Силы развилось, и еще один год, прежде чем юный тринтанин мог навязывать рабу последовательные приказы, В некоторых случаях Сила вообще не приходила. Если тринтанин становился взрослым без Силы, его называли птаввом, Его татуировали розовой краской и продавали как раба, если только его тайно не убивали члены семьи. Очень тайно. Ибо не было лучшего повода для вымогательства, чем знание о том, что богатая семья породила птавва.

Судьба взрослого тринтанина, потерявшего Силу, была менее предсказуема. Если он не становился кататоником, то мог покончить жизнь самоубийством или начать смертельный загул, убивая каждого раба или каждого тринтанина, попавшегося на его пути; или же он принудительно забывал даже о самом существовании Силы. Потеря Силы считалась еще большим убожеством, чем слепота или глухота, она была унизительнее кастрации. Если человек терял свой разум, у него оставалась память о том, что он потерял, и тогда он чувствовал то, что чувствовал Кзанол — ибо только Сила отделяла тринтанина от животного.

Цепляясь за свою надежду, Кзанол взглянул на приближающихся чужаков и приказал им ОСТАНОВИТЬСЯ! Чувство не работало, но может быть… Рабы продолжали приближаться.

Они смотрели на него! Он беспомощно выискивал какой-нибудь способ остановить их взгляды. Рабы были свидетелями его позора — эти низкорослые, волосатые белковые твари, считавшие его теперь равным себе! Он вдруг увидел дезинтегратор, лежавший около вытянутой руки Кзанола-тринтанина.